Марик Лернер - Федералист

Время перевалило за полдень, а мы продолжали нестись в бешеном темпе, загоняя коней. Их копыта выбивали грязь, швыряя ее в лицо тем, кто скакал сзади, но дорога была недостаточно широкой, чтобы идти шеренгой. Кому-то приходилось несладко, но все же никто не переломал ног и не свалился. Последний рывок, и я придержал тяжело дышавшего жеребца на пригорке, озадаченно уставившись вниз. Завод, как и находящееся по соседству производство, продолжал работать, судя по дыму и движению, не наблюдалось толп и прочих беспорядков.

Здешний округ совершенно не подходил под плантации. Вся территория была пересечена глубокими и узкими оврагами. Неудивительно, что почти сорок квадратных миль власти колонии (позабыв на время о дез Эссаре) отдали за ничтожную сумму. Зато под наши цели местность идеально подходила. Точнее, так объяснили профессионалы. Именно такое положение давало возможность очень удобно располагать металлургические заводы. Доменные печи ставились обыкновенно в самой низменной части долины и одной своей стороной были прислонены к склону холмов, окаймлявших долину. Кроме того, рядом железная руда и река, по которой доставляли уголь с отрогов гор.

— Чегой-то непохоже на бунт, — озвучил очень четко мою мысль Гош, столь же внимательно осматривающийся по соседству.

Когда примчался посыльный с паническим сообщением от Реми Экзельмана, директора завода, я сразу поднял личного убивца вместе с его людьми. Иногда без готовых выпустить кишки по приказу любому приличному хозяину не обойтись и проще держать возле себя с десяток головорезов, чем потом плакать. Да и беглых сервентов и рабов кому-то отлавливать приходится, — так проще доверять знакомым. И лучше при этом не самому отдавать команды, а поручать помощнику. На то и имелся месье Гош Салюден, авантюрист и любитель риска, вытащенный когда-то из тюрьмы и не забывший благодеяния. Но сейчас требовалось срочно принимать меры, и посылать его во главе карательной экспедиции себе дороже. Кровь парни пустят с удовольствием, да не это требовалось. Впрочем, можно было заранее подумать. Экзельман, безусловно, человек знающий и очень полезный, но изрядный паникер и перестраховщик.

— Поехали разбираться, — сказал я и тронул коня.

Остальные двинулись следом, не пытаясь высказаться. Сам Гош по любому поводу имел свое единственно правильное мнение, а вот его соратники вечно помалкивали. Дисциплина у них была крепче армейской. Возражения и недовольство исключительно в свободное время. А кому не нравится — дорога свободна.

На пристани тоже все было нормально. Грузились баржи, и многочисленные работники таскали грузы. Причем не на собственных плечах или в телегах. Технический специалист всего здешнего производства инженер Пьер Рейнольдс уложил чугунные рельсы не только на заводе, но и к руднику, и к реке. По ним ходили тележки с грузом, и требовалось намного меньше транспорта. Одна лошадь с успехом заменяла несколько тяжелых телег с возчиками, экономя деньги и рабочие руки.

Надо сказать, что лишь здесь, не считая шахт с углем и железом, работает на различных производствах добрых семь сотен человек, и людей все равно постоянно не хватает. Во многих местах вынужденно используются женщины и дети. Не самый плохой вариант для семей: не просто заняты делом, еще и приносят жалованье домой.

Сейчас компания имела три большие доменные печи. Чуть выше их, на холмах, расположены печи для обжига, откуда руда с углем спускалась в пышущие жаром топки печей прямо по наклонным плоскостям. Чтобы получить тонну стали, нужно было сначала добыть полторы тонны железной руды и столько же угля, превратить последний в кокс и переправить на расстояние пятьдесят миль по реке. Кроме того, надо было добыть тонну известняка.

Возле каждой домны находился рафинировочный горн. Дело в том, что чугун содержал много примесей. Для выработки хороших сортов железа требовалась предварительно переплавка: отбелка, или рафинировка. Но и это промежуточная ступень. Полученный продукт необходимо превратить в ковкое железо. Пудлинговые печи и были тем орудием, где совершалось это действие. Две тонны в день и семьсот в год с одной печи — вот выход продукции. Хочешь получать больше — расширяйся. Это предполагает новые немалые вложения.

Пудлинговщик получал по три ливра с тонны доменного чугуна и по два и три четверти ливра с тонны рафинированного чугуна, переделанного в железо. Работали они по двенадцать часов в день, и это был максимальный заработок на заводе рабочего. На доменных печах и в каменноугольных шахтах зарабатывали по полтора-два ливра в день, а чернорабочим платили от половины до одного ливра. Безусловно труд тяжелейший, но мне в бытность батраком столько не светило.

Люди уже заметили нас и оборачивались, возбужденно переговариваясь. Чужаки на пристани — отнюдь не причина открывать рот. Тут регулярно бывают десятки, а то и сотни торговцев, речников и ищущих работу. Моя сталь лучшего качества идет в продажу по семьсот ливров за тонну. Между прочим, дешевле английской. Естественно, товар нарасхват. Но с самого начала в реализацию поступают не одни болванки и слитки. Немалая часть чугуна (выплавлялось в год до четырех тысяч тонн — прекраснейший результат) сразу переделывается в полосовое, обручное железо. Также прямо по соседству на мануфактурах производится проволока, гвозди, иголки, чеканы, напильники, ножевое полотно, сверла, токарные резцы, жесть, пряжки, пуговицы и инструменты. Все это находит прекрасный сбыт у мастеров-ремесленников и перекупщиков.

Но не только прекрасная сталь выходит из ворот. Здесь производится огромное количество горшков, котлов для сахароварения, плиты для очагов и каминов и всякое другое чугунное литье. Даже до шестидесяти миль водопроводных чугунных труб по заказу Нового Амстердама. Наша колония пока не особо стремится проводить воду издалека, а вот там уже проблемы возникли.

— Нервные какие-то, — пробурчал негромко Гош, с подозрением оглядываясь. — А! Вон те побежали о нас предупредить. Торопятся. Интересно, кого в первую очередь.

Я промолчал. Нечто неприятное все же случилось, хотя размер, кажется, изрядно преувеличен. Скоро выясню точно. Внезапно ко мне кинулась женщина уже в возрасте и бухнулась на колени прямо перед мордой жеребца, не думая, что может пострадать. Еле успел остановиться.

— Милорд, — вскричала она на всю улицу, — спасите моего Фреди, он ни в чем не виноват! Его забрали, а он ничего не делал!

— Обещаю разобраться, — ответил я, чувствуя множество взглядов. — Кто несправедливо обвинен, будет отпущен.