Сергей Мельник - Сборник Попаданец

— Я — некромант, Раус! — Мужчина сделал шаг вперед, направив свой горящий взгляд в испуганное лицо своего бывшего ученика. — Нельзя заигрывать со смертью, глупый мальчишка, никто не смеет играть со мной!

— Прости, учитель. — Старый маг не выдержал взгляда, поникнув головой и не смея больше смотреть на своего собеседника. — Но таковы условия, ты будешь жить, пока ты выполняешь их.

— Что ж. — Седоволосый закрыл глаза, чтобы совладать с бурей эмоций, охвативших его. — Мне нужно время, и я принимаю ваши условия. К тому же…

Он оглянулся через плечо.

— Я уже сделал все, что хотел.

— Я передам, учитель. — Креб Раус вновь склонился в поклоне и, более не испытывая судьбу, скрылся за перекрестком дорог, удаляясь прочь быстрым и нервным шагом.

— Странные времена настают, Алекс, не находишь? — Из придорожных кустов, прихрамывая, выбралась древняя как смерть старуха-нищенка, с подернутым белесым бельмом одним глазом, вертя на пальце довольно дорого выглядящий серебряный перстенек. — Вижу, неспроста Аникей тебе приветы шлет с того света.

— Тебя мне еще не хватало. — Седоволосый сплюнул на землю при виде старухи. — Вечно ты суешь свой нос, куда тебе не следует, Галчонок, смотри, как бы я тебя с собой на пару не утащил.

— Ну-ну. — Старуха прокаркала сухим, лающим смехом, закашлявшись в конце.

Повисла пауза, седоволосый со старухой старательно делали вид, что смотрят куда-то вдаль на дорогу.

— Гальверхейм, — через какое-то время произнес мужчина несколько смущенно.

— Алекс? — Старуха смерила его внимательным взглядом.

— Присмотри за мальчиком. — Он слегка запнулся, обдумывая свои слова. — Ему будет нелегко, но он должен справиться. Проследи, чтобы он остался цел, пока я завершу свои дела и буду готов прийти за ним.

— Хорошо, Алекс. — Старуха кивнула ему. — Он переживет все, что будет уготовано ему судьбой, как бы тяжело это ни было.

Скоротечное лето на исходе. Странное дело, зима всегда длится и длится, и кажется, что конца и краю ей нет, а лето, закрыл на секундочку глаза, и пролетело, словно его и не было никогда. Все три месяца меня не выпускали из дворца. Я составил для обеих из заинтересованных сторон все необходимые для подписания пакеты документов, тщательно разжевав всем советникам и казначеям по пунктам, что и где, а тем паче для чего описано и оговорено. Но я, как птичка в золотой клетке, не волен был покидать дворец до подписания двухстороннего договора между империей и королевством. Все ждали императора с его свитой. Соответственно, я тоже. Увы, но деваться некуда, вокруг меня денно и нощно дежурило с десяток магов из личной гвардии короля, ну и пяток-другой специалистов разного жанра от господина верховного мага, Нильса Ваггета.

Все как-то прищурившись смотрели на меня, видимо подозревая во всем и сразу, а я изнывал от тоски и уныния, медленно перебирая тягучие мысли в своей голове, о странностях и перипетиях в своей нелегкой судьбе.

Дни напролет я ел виноград, метал вилки в портреты великих деятелей прошлого, читал, фантазировал и играл в шахматы…

Хотя последнее время в шахматы я играл в рыцарском шлеме. Когда-то по простоте душевной я считал, что только я могу расстраиваться, проигрывая, пока в моей жизни не случилась ОНА. Высокая, с острым носиком, которым, казалось, можно было лимон на дольки порезать, и безумно глубоким взглядом, чистым, не замутненным налетом человеческой низменности взором.

Юное прелестное и чистое душой, хоть и избалованное до безобразия существо. Знакомьтесь — ее высочество принцесса Катрин, собственной персоной сидит напротив меня, от усердия мысли высунув кончик языка и распаляясь из-за сложных шахматных комбинаций.

Бздым!

Она засветила по моему шлему сложенным веером.

— Вы мухлюете, барон! — Губки поджаты, глазки сверкают. — Где, я вас спрашиваю, моя ладья?

— Позвольте. — В свою защиту я тут же выдвинул вперед листик бумаги, где под каждым ходом, во избежание уже миллионного обвинения в мой адрес, стояли наши подписи. — Вот, пожалуйста, мой конь ест вашу ладью ровно три хода назад.

— Это не оправдание вашему коварству! — В подтверждение весомости своих слов она еще раз стукнула по кастрюльке моего шлема. — Сознайтесь, вы коварно все это продумали, чтобы я вас ударила?

— П-п-ф! — В такие моменты я обычно так и отвечал на ее сумасбродство. Принцесса была немного старше меня, но вот как была ребенком, так по сути им и оставалась, совершенно не желая меняться.

Красивая, что ни говори, девушка, от папеньки ей достался командный голосок, слышимый за версту, немаленький рост и немного крупные для девушки кисти. Да уж, сразу видно — папина «доча», у папули кулачищи были с мою голову каждый, и орал он, блуждая по дворцу, как иерихонская труба, пинками расшвыривая мебель и зазевавшихся слуг. Тому же принцу Паскалю гораздо больше досталось от маменьки, уравновешенной, строгой женщины, говорившей всегда тихо, а главное, по делу, а не ради того, чтобы просто поорать, сим возвестив благую весть твоего явления народу.

— Сестрица, прекрати бить нашего друга барона. — Паскаль также принимал участие в наших посиделках, правда, в играх не принимал участие, проводя это время, как правило, в кресле за чтением книг.

— Мой друг, хочу бью, хочу милую! — Она сверкнула на братца своим пылающим взором. — И вообще я девушка, мне можно!

— Когда же тебя уже замуж отдадут? — Печально закатил глаза принц, тут же втянув голову в плечи, так как над ним со свистом пролетела ваза с фруктами.

— Куда?! — Я запоздало вытянул руку, так и не успев перехватить разлетевшуюся по комнате виноградную кисть. — Ну, ваше высочество! Разве так можно?

— А пусть прекратит мне про замужество! — Она подскочила с места, топнув ножкой. — Сам вон, стыдобища, бегает к своей имперке худородной, и меня хочет куда-нибудь сбагрить!

Это было жестоко с ее стороны. По лицу Паскаля можно было прочитать крайнюю степень неприятия сестры в данный момент. История тут и вправду какая-то расплывчатая получалась. Нашему принцу было уже примерно лет двадцать шесть — двадцать семь, не женат, но не для кого не секрет во дворце, с недавних печальных событий, случившихся на зимнем балу, его сердце принадлежало одной даме, всецело и без остатка.

Я знал, кому, и от этого мне становилось как-то неуютно. Даже не знаю, возможно, где-то внутри я чувствовал себя ответственным за эту встречу. Дамой сердца нашего принца стала госпожа Генриетта Ван Шегуэр, вдова того самого имперского посла, из-за жизни и смерти которого случилось так много неприятных вещей в моей жизни и на большой политической арене этого мира. Генриетта не вернулась домой, вместе с дочкой она получила негласный патронаж от принца Паскаля, оставшись здесь во дворце. Не знаю, обоснованно или нет, но похоже, она считала, что на родине ее ничего хорошего не ждет. Ну да бог с ней, это ее мысли и ее голова, женщина она разумная и без царских амбиций, думаю, все, что ею двигало и движет на данный момент, это забота о своей маленькой дочурке. Ну а принц… Не знаю, тут все гораздо хуже, он ведь формально уже обручен с какой-то принцессой, которую, насколько я понял, он видел лишь единожды по присланному послами портрету.