Александр Забусов - Естественный отбор (СИ)

«Не остановить!», — встрял в мозг своим умозаключением Лука.

— Стрелами бей, сукиных детей!, — скорее взревел, чем выкрикнул Лихой.

Всего лишь за сутки он правдами и неправдами приучил подчиненных действовать только по приказу, да это было не так уж и сложно. Профессиональных воинов на участке его ответственности было десятка два, и те "молодняк", остальные горожане, смерды, заезжие купцы со своей челядью, да его небольшой отряд. Егор сколотил из разношерстного народа подразделения по типу отделений, назначил старших, и железной рукой привел всех в боевое состояние, нарезав каждому отделению по небольшому участку обороны. Единственно кого не задействовал, так это Илью. Заставил его присматривать за Ладославой, все время порывавшейся поучаствовать в чужой войне.

Прежде чем лестницы неприятеля наткнулись на заостренные концы частокола, стрелы русичей собрали малую часть жатвы с поля брани. Половецкие анархисты, держа над головой щиты, полезли на пятиметровую стену, снизу их атаку поддержали лучники противника.

— Принимай поганых!, — подал команду Лиходеев.

Наверху у каждой лестницы сгруппировались подразделения. Приемка осуществлялась следующим образом: основной, орудуя длинной пикой, сталкивал напиравших врагов, двое по бокам, защищали щитами его и себя от стрел, остальной контингент работал на подхвате, где стрельнуть, где уколоть, а то и срубить. Так и отбивались.

На сей раз напор был гораздо сильней, чем прошлые. Дикие остервенело цеплялись за каждую пядь стены, в одном месте смяли оборону, и в заборолу полезла масса неприятеля одетого в кожу и шкуры, расширяя проход, освобождая место у других лестниц. Торжествующие вопли, крики, и стоны поверженных, оповестили о том, что враг прорвался не по-детски. Сутолока боя, кровь, смешение бойцов в тесноте проходов, дикий ор. Рядом с Лихим, стоял спина к спине Вторуша . Он, как медведь-шатун напоровшийся на стаю волков, кромсал их топором, отбрасывал в стороны, крутился на месте уходя от ударов.

— Гыть!

— А-а-а!

Очередной дикий, выброшенный крепкой рукой ростовчанина, слетел со стены вниз, аки орел бескрылый. Помимо анархистов, на стенах появились половцы, повыползали, словно тараканы со щелей на стол с крошками, использовали свое численное превосходство и усталость защитников погоста от непрерывно длящихся атак.

— Не сдюжим, батька!, — проскрипел боец, сказывался возраст.

— Рабо-ота-ай, старый!

Лиходеев чувствовал, как одеревенели от кровавой работы мышцы рук, а пот заливает глаза. Щит ему разбили, и вместо него приходилось использовать боевой нож, да и то, не в полную силу — мякоть бицепса левой руки продырявила через кольчужную рубаху вражья стрела. Шелом потерялся, а войлочный подшлемник, спасший череп от удара палицей, пропитался кровью. Хотелось переметнуться в ипостась волка и грызть, грызть вражин. Но что скажут люди? Егор видел, что Вторуша задыхается, пропустил пару ударов и теперь ронял на доски помоста и свою кровь. Одышка, что поделать, старость брала свое. Но его голос был еще слышен:

— Гыть!

И сыпятся, как из рога изобилия новые удары старого бойца.

— Ворота пали-и!

Душераздирающий вопль снизу, со стороны ворот, казалось, перекрыл шум битвы на стенах, заставил всего лишь на миг отвлечься от жестокой схватки.

«Песец!, — пронеслась мысль в мозгу. — Недолго музыка играла, не долго…»

Вторуша не успел полностью прикрыть молодого, так лихо руководившего защитой стены, от действий и речей которого веяло отголосками молодости и службы. Он успел лишь отвести направленное в грудь Лихому копье, а вот под удары сабель пришлось подставить собственное тело.

— Пе-ру-ун! Встречай!

Зов сварожича, в смертный час, сорвавшийся с губ, прервался коротким стоном.

— Вторуша!

Лиходеев увидел в беснующейся толпе давки неподалеку от себя Лиса. Лицо грязное, длинные потные локоны волос прилипли к коже лица и головы, разорванная одежда и кольчуга забрызганы кровью. Увидел и то, как вдоль стены, по-видимому, овладев наглухо заваленными изнутри землей воротами, рвут ненадежный и малочисленный заслон кочевники, как они бросаются занимать ближайшие подворья и дома, круша и убивая всех и вся на своем пути. Это был конец! Теперь это была просто бойня, смысла держать оборону стены, никакого.

— Все кто жив, вниз!, — отдал он свой последний приказ, сам спрыгнул с помоста на землю.

В одно мгновение заслон смяли. Смяли так быстро, что защитники на верхней площадке стены, те, кто откликнулись на приказ своего командира, спрыгивали с заборола практически на головы атакующим половцам и охваченным паникой своим, оказали весьма слабое сопротивление. Большая часть воинства легла на месте, усеяв путь продвижения врагов телами, своими и противника, выше, чем на пару саженей. Натиск неприятеля был ярым, а после того, как опрокинули и приступили к уничтожению последнего островка сопротивления, просто убийственным.

Лихого, находившегося в здравом уме, но неоднократно раненого, своими движениями напоминавшего сонную осеннюю муху, помятого в свалке, вытащили из общей кутерьмы, впихнули в ворота подворья. Именно того подворья, где он оставил под присмотром Ильи княжну. Егор недаром выбрал именно это жилище, заблаговременно готовил для отхода запасной аэродром. Когда вся эта заваруха только начиналась, но ясно видно было, что из погоста выбраться не получится, Лука нашел подземный лаз из крепостицы. Дальше была война, была надежда, что на помощь придут, только вот запаска оставалась джокером Лиходеева. Теперь это время пришло.

Оглядевшись, он втолкнул в избу подвернувшегося Смеяна, а его самого, почти внес туда же Лис. Ухватив за руку Лиса, приказал:

— Оповещай всех кого сможешь, пусть отходят в подворье. В самой избе подземный лаз, выходит он за стену городища. Хоть кто-то из этой жопы живым выйдет и то хорошо.

— Понял!

Вскоре с улицы, где слышны были шум драки, звон клинков и крики половецкого клича — «ура!», в избу потянулся ручеек русичей. Они, израненные, истекавшие кровью, сами или с помощью товарищей своих, вбегали в единственную комнату избы, завидев своего командира, стоявшего с горящим самопальным факелом перед открытым зевом погреба, почти спрыгивали в темноту "норы".

— Шустрей, шустрей!, — подгонял воинов Лиходеев.

Он даже смог улыбнуться, когда услышал от бородатого стражника погоста, такого же раненого, как и сам, втаскиваемого товарищем в лаз, слова благодарности:

— Храни тя Бог, батька!

Входная дверь закрываясь, хлопнула, послышался звук вставшей в паз дверной задвижки, пояснения Лиса.

— Все, батька!, — оповестил тот. — Из живых за дверью остались только поганые.