Александр Забусов - Естественный отбор (СИ)

И словно в подтверждение его слов, в дверное полотно забухали удары. Разбилась слюда в узком оконце.

— Вниз, быстро!, — указал на лаз Лихой. — Наши с княжной ушли.

Бросив факел на какое-то тряпье, закрыв за собой крышку погреба, и сам спустился по лестнице вниз в темноту. На ощупь нашел кромку лаза и согнувшись в три погибели, поковылял по подземному ходу.

Сторожевая крепость, упорно сопротивлявшаяся до последнего защитника пала. По приказу половецкого князя были вырезаны до единого человека все выжившие мужчины вместе с женами и детьми. После грабежа и дележки добычи, повсюду, почти сплошным ковром землю устилали тела непогребенных людей с перерубленными руками и ногами, со стрелами, воткнувшимися в плоть.

К главному половцу подошел однорукий, верный пес князя Черниговского, махнув перед собой единственной рукой в поклоне, сказал:

— Княже, мы с тобой в расчете. Надеюсь ты доволен. Дозволь теперь поискать мою пропажу?

Глянув прозрачными голубыми, почти женскими глазами на нанимателя, по роду и положению находившемуся явно ниже его самого, главный степняк наслаждался своей незримой властью. Сейчас он здесь бог. Он может разорвать договор и приказать убить этих русов, а однорукого Прозора велеть привязать арканами к двум лошадям и разодрать на две половины. Не-ет! Он сделает по иному. Окинув взглядом мертвый погост, ухмылка исказила лицо. Князь отрывисто бросил ближникам единственное слово:

— Сжечь!

Ночь застала усталую команду на бережку речки. Голод заставил отступить сон и усталость. Смеян, держа палку с намотанным на нее горевшим тряпьем, подсвечивал Лису пространство для упражнений с самопальной раколовкой, сделанной из обрывка старой сети, привязанной к длинному удилищу из ствола лещины крепкой бечевой.

— Ты смотри, как на падаль лезут? Ну, точно как половцы на смердову рухлядишку!

— А, то! Сегодня будем с уловом. Эх, еще бы пивка к деликатесу как батька говорит!

Егор хмыкнул из темноты. С легкой руки Лиса, все кроме княжны, величали пятнадцатилетнего, ну, примерно пятнадцатилетнего командира, батькой. Традиция такая здесь. А всего-то, личный состав подчиненный тебе, не бросил. Мало того, из задницы вытащил, сберег. А еще, что немаловажно, обогатил. Значит во всем фарт имеет. Значит боги его любят и отмечают. Ну, и кто он для них после этого? Теперь вот стоял в темноте под сенью раскидистой березы и слушал треп подчиненных.

— Не пойму я его, Лис, иногда с языка слова слетают, значения коих не ясно мне.

— Ништо, Смеян! Я вот тоже подмечаю, что этих слов становится у меня все больше и больше. Дело не в том. Иной раз мне кажется, что он знает наперед, как поступать должно. Вот, хоть с деньгами! Сказал зарыть мешок перед въездом в погост и ведь прав оказался. Как бы мы с кубышкой уйти смогли, а?

— Вторушу жалко, семья у него.

— У Вторуши дети уж повырастали.

— Все едино. И Богдана жалко, хорошим бы боярином стал.

— Он боярином и погиб.

— О-о! Тащи вершу из воды, а то вырвут из мотни твой деликатес, да и разбегутся.

Стараясь не шуметь, отошел в лес, а там по тропке вернулся на поляну к импровизированному лагерю. Да, лагерю. Из сгоревшего погоста смог вывести два десятка человек. Раненые мужчины, бабы, подростки обоего пола, откуда-то прибившиеся двое детей, все хотели есть, все нуждались в заботе. И вся эта толпа повисла на нем слово гиря на ногах.

Засыпали далеко не сытыми, есть всем все равно хотелось. После пиршества оставили развалы рачьей шелухи на траве. Здраво рассудив, что завтра уйдут, а при лучах утреннего солнца лесные муравьи растащат остатки.

Войдя в залу, предназначенную для пиров, Прозор увидел картину выноса тел из-под столов, и из-за столов. Челядь утаскивала пьяных, уснувших на празднике людей в приготовленные для них покои. Там они продолжат отдыхать вповалку, не чинясь званиями до утра. Боярынь в приемном помещении уже не было, видно разъехались, не став мешать государственным мужам вести беседы. Дворовые девки расчищали для новых яств место на столе, выставляли кувшины с хмельным. Искусно сделанные светильники хорошо освещали всю залу. Показалось даже, что места в ней стало больше чем в его прошлый приход. Привалившись к стене, за столом отдыхал первый советник князя, боярин Ставка Боговитыч, из-под прикрытых век наблюдая за многочисленным людом, за столами каким-то пустячным поводом, собранным на прием. Сотник приметил византийского чернеца, с некоторых пор обосновавшегося в свите суверена, кивнувшего слегка, мол, «что у тебя?». Княжичей нет. Видно устали от дел. Нет и кое-кого, кто не жаловал в стольном граде Прозора, считая его ниже себя по роду и положению, а еще припоминая его давно минувшие дела. Уже хорошо! А еще хорошо, что по определению, сегодня ничего плохого произойти не могло.

Прозора провели в комнату для ближников. Здесь князь обсуждал самые сокровенные планы. Постояв какое-то время у окна, дождался прихода княжеского боярина Ставки, с лицом как у кота объевшегося сметаны, а там, вскорости и чернец в темный закуток прошмыгнул. У-у, крыса, видно сложилось у них! Святослав войдя, махнул рукой, разрешая присесть, сам умостился в кресле напротив. Было заметно, что он навеселе.

— Докладывай!, — велел Прозору.

— Князь, неприятность случилась на окраине твоих земель. — Начал доклад сотник.

— Да, ну!

— Да. Половецкий князь Хагор, перешел границу и напал на один из малых погостов. Все бы ничего, так вот только, находилась там в это время княжна Ладослава.

— И что там?

— Поганые сожгли погост. В живых никто не остался.

— Какая жалость. — Сарказм лучился с губ князя. — Может хоть какой пленник выжил?

— Боярин наместный на предложение сдаться не ответил. Половцы потеряли под стенами много войска, ну и Хагор в отместку спалил все дотла.

Из угла донесся кашель священника, за ним хихиканье, видно рассказ Прозора доставил ему удовольствие, а последовавшая фраза, наверное повысила градус накала страстей в переговорной:

— Значит война Курска с Ростовом теперь неизбежна!

— Я доволен тобой Прозор. — сказал князь. — Награда не заставит ждать. А сейчас…

Поднявшийся на ноги боярин, поклонился князю, прося разрешение говорить. Ответом послужил милостивый кивок.

— В Ростове две родовитых семьи, и властный люд при них на две половины поделились. К вершине власти им ходу нет, все-ж стол княжий, но пакостят один другому сильно.

— Знаю про то. — Кивнул однорукий. — Дальше что?

— Ну, а как ты думаешь?

— Думаешь ты, боярин. Я делаю.

— В Ростове про тебя мало кто знает. Поедешь, на кого укажу, помощь окажешь. Серебра-злата свезешь. Купцу Добрыне в прямое подчинение на время поступаешь. Чего греха таить, кто противление окажет, жизни лишишь. Понял ли, чего князь от тебя желает?