Максим Фримен - Интересное время или Полумесяц встает на закате (СИ)

Мы так просидели еще около десяти минут, болтая о пустяках и не упуская возможности подначить друг друга. Медсестра была уже для меня Софией, а я для нее просто Эрвином. С ней мне было комфортно и возникало такое чувство, будто я снова стал тем двадцатилетним юнцом, а не погрязшим в крови наемником, разменивающим уже четвертый десяток лет. Тридцать три — возраст Христа, мелькнула мысль. Грешно ли такое сравнение?..

София сидела сбоку от меня и завороженным взглядом смотрела мне в глаза, слушая мои стародавние байки из моей молодости, которые я слегка приукрасил. Она даже не заметила (или не обратила внимания), как я положил руку ей на бедро — так меня слушала.

— Кхе-кхе! — любовное наваждение, возникшее между нами, как ветром сдуло. — Развлекаешься, да? — это был Артемьев, остановившийся от нас с Софией в паре шагов. Руку я убрал сразу.

Подрываюсь:

— Здравия желаю, Полковник.

Артемьев козырнул и внимательно посмотрел на медсестру. Девушка бодро вскочила с места и, поправив чепчик, пошла куда-то по своим делам.

— И зачем это вам понадобился капитан Эрвин Бергман? — в обращении я допустил некоторую вольность.

Артемьев пропустил мимо ушей мою выходку.

— Не капитан, — он поднял кверху руку, — а старший капитан.

— Простите, — не понял я.

— Сегодня пришло распоряжение о повышении тебя в звании, Лис. Так что, поздравляю.

— Благодарю, — я пожал командиру руку.

Артемьев предложил пройтись по аллее и обсудить одно дельце, с которым он приехал ко мне. Полковник достал из кармана серебряный портсигар и угостил меня сигаретой. Он приноровился к моим неспешным шагам и ожидал вопросов с моей стороны.

— Так какое у вас ко мне дело? — начал я разговор.

— Помнишь, ты говорил, что твой дед был офицером вермахта? — напомнил мне Артемьев.

— Да, Сергей Николаевич, — подтвердил я. — Он воевал в Северной Африке под Эль-Аламейном в «Африканском корпусе» Роммеля. Но, как я понял, вас интересует не это.

Полковник улыбнулся уголками рта и бросил короткий взгляд под ноги.

— И да, и нет, — сказал он. — Если верить историческим источникам, то Лис пустыни воспитывал свои войска в рыцарском духе: нормальное отношение к пленным и гражданскому населению, неприятие жестокости ярых нацистов к евреям. — Артемьев улыбнулся: — Вот парадокс: итальянцев дико не любил, особенно старший командный состав. В общем, черт с этим всем. Нам другое нужно. Тебе твой дед не рассказывал, входили ли войска СС в африканскую армию этого хитрюги с сине-золотым крестом «За заслуги» на шее?

— Я точно не помню, — нахмурился я, копаясь в памяти, — кажется, старик что-то упоминал о роте эсэсовцев с командиром-фанатиком, охранявших что-то. Когда он рассказывал про них, то в его голосе сквозила злость. «Простой унтерштурмфюрер, а гонору — как у фельдмаршала», так, кажется. Но… — я замялся.

Артемьев сцепил пальцы рук за спиной и, скосив взгляд на меня, подбодрил:

— Не стесняйся.

— Когда я добрался до дедушкиного альбома, то увидел в нем фото всех офицеров. Эсэсовец тоже там был. Однако внимание заслуживает другое: у него на куртке, чуть выше обшлага нашивка была. Я было подумал — СД, но точно не контрразведка.

— И что за нашивка? — насторожился Артемьев.

— Вышитый ромб на ножках, обхватывающий меч, — припомнил я.

С этими словами Сергей Николаевич протянул мне папку, на которой красовался точно такой же знак, что я видел на той фотографии. Прочитав же готическую надпись под ним, я обомлел и напрочь лишился дара речи.

«Ahnenerbe».

— Надеюсь, тебе не надо объяснять, чем занималось это общество, — предположил полковник. — Конечно, очень многое, что о нем известно — слухи, суеверия, но, как известно, они не возникают на пустом месте. Магия, колдовство, алхимия… все это бред, естественно. Но концентрация для работы ресурсов подсознания в практиках ниндзя и ассасинов — это уже доказанный научный факт. А то, что доказано наукой, пугает тем, что это можно повторить. Ты, вообще, улавливаешь?

Я кивнул.

— Сейчас Северная Африка под контролем Халифата. Вполне вероятно, что бумаги этого общества найдены, и среди кучи всякой бредятины можно будет отыскать что-нибудь полезное. Эрвин, ты представляешь, что могут натворить эти исламисты?

— Представляю, Сергей Николаевич. То, что позволит развернуть их белые знамена и двинуть в бой за «дар аль-ислам».

— Я всегда тебя уважал за сообразительность, — Артемьев приобнял меня за плечо. — Это личный приказ Мормона, — после недолгого молчания заговорил он, — поэтому я и подумал, что стоит это дело поручить тебе, как самому надежному человеку из всех, кого я знаю и… — он заговорщицки подмигнул мне, — заодно пройдешься по местам боевой славы своего предка. Вдохнешь, так сказать, воздух пустыни.

Меня всего так и передернуло.

— Полковник, я вас умоляю, — и страдальческий взгляд в глаза Артемьеву. — Мне эта пустыня уже в страшных снах является.

Интересно, а моему деду эта пустыня снилась? Как-никак провел в ее песках два года, сражаясь с британцами. В рядах «африканцев» он находился вплоть до последнего вздоха этого войскового соединения. Был награжден множеством наград, но самыми дорогими его сердцу были манжетная лента «Африка» и медаль «За африканскую кампанию». Стоило ему их взять в руки, как он сразу же преображался: плечи распрямлялись и становились шире, в глазах появлялся озорной блеск, а губы растягивались в полуулыбке. Дед и так для своих лет моложаво выглядел, но тут становился на одну ступеньку с внуком, то бишь со мной. Можно сказать, старик жил этими воспоминаниями. Тот кровавый водоворот, развернувшийся в начале 40-х годов на просторах Северной Африки, утянул в себя его душу и не отпускал на протяжении этих долгих лет.

Вот сейчас и я уже буду который раз топтать этот осточертевший песок, вычурно поминая мать-природу, создавшую зыбкую почву и климат этого континента, по крайней мере, его части. Если мой дед-фронтовик считал пустыню самым замечательным местом на Земле, то лично я считал ее могилой времени. Оно здесь не чувствуется, теряется где-то в песках, скрывается в их глубинах. Ты можешь идти час, два или три, и даже не заметишь этого, так как будешь полностью погружен в свои мысли, спасаясь, таким образом, от лысого пейзажа. Главное, когда тебя все-таки сюда заносит, стараться не нарушить неписаные законы. Пустыня не любит тех, кто нарушает ее правила. Стоит преступить невидимую границу дозволенного, как человек будет поглощен и отправлен в самую бездну.

А командир хитер, однако. Ведь знает все это, знает, но в который раз поручает задание кому? Правильно, Эрвину. Ты, мол, на хорошем счету, ни одного прокола, вот тебе-то и карты в руки. Собирайся и выполняй поставленную задачу.