Юлия Гай - Один за двоих (СИ)

Хочется курить, но нельзя. Опять ожидание, минуты ползут еле-еле, неохотно собираясь в часы. В каземате непривычно тихо: дисциплина налажена, бойцы при деле, даже Аркашка не шумит. Стоп! А где же Аркашка? В казарме его не было, я заглядываю на склад — никого. Черт! Триста тысяч чертей! Неужели удрал? Но как умудрился?

Дежурный испуганно трясет головой.

— Как мальчик сумел проскользнуть мимо? Как сам открыл бронированную дверь?

— Не знаю… — блеет дежурный.

— Не знаю, — передразниваю я, — четыре наряда вне очереди.

С досадой гляжу в бойницу. Искать бесполезно, снегу столько навалило, что легкие следы давно исчезли.

— Господин Райт, — обращается ко мне церемонный Йорих, — разрешите пойти на поиск мальчик.

— Бесполезно, — отмахиваюсь я.

— Я попытаться найти след, скоро вернуться.

— Ладно, — неохотно соглашаюсь, — даю тебе час, потом возвращайся.

Йорих кивает, пожимая широкими плечами, он похож на добродушного медведя. Уходит, я притворяю за ним дверь.

Проходит час, другой, темнеет. Я с сожалением понимаю, что ждать бесполезно — Йорих не вернется. Жаль парня, боец был что надо!

— Дан… — дергает меня за рукав Танюшка, — господин командир…

— Чего тебе?

— Аркашка отозвался, он в лагере у папы.

Вот так новости!

— Как отозвался, когда? Ты трогала радиостанцию?! Я же велел никому не трогать!

— Даже мне? — изумилась Таня. — Думаешь, я шпионка?!

— Таня! — я крепко сжимаю ее локти, внутри поднимается бешеное раздражение, — я же сказал, ничего не трогать без разрешения! Зачем ты включала станцию?

— Да не трогала я ее! — пищит девчонка, от обиды по щекам снова текут слезы. — Я по передатчику!

— Какой передатчик? Дай сюда!

Забираю у нее плоскую черную коробочку из пластика, поцарапанную, с одной кнопкой и дырочками.

— Мне Аркашка дал, он сам собрал, у него такая же, — объясняет Таня. — Он сейчас у папы в укрытии, можешь сам спросить.

Я верчу передатчик в руках, брезгливо, как ядовитого жука. Такой собрать любой малыш сможет, не то что Аркашка. Вдали что-то загромыхало. В тихом, полном снега, будто тумана, воздухе несется вибрирующая струна взрыва. С веток падают белые шапки.

Давлю на кнопку, в передатчике раздается какое-то шипение, что-то грохочет и снова шипит. Бросаю его на пол и прикладываю по коробке подошвой, пластик противно хрупает под ногой. Среди черных обломков корпуса блестит что-то округлое, металлическое. Поднимаю, и стон вырывается из груди: у меня в руках стандартный усовершенствованный радиомаячок, какими оснащают спецслужбы.

— Взвод! К оружию! — ору я, и ребята вскакивают с коек, как ошпаренные. — Уходим! Шевелитесь же, динозавры хромоногие!

Начинается суматоха. Танюшка цепляется за меня, как утопающий за спасательный круг. Радиостанция воет дурным голосом, я переключаю заедающий тумблер.

— Райт! Уходите! — кричит в эфир Сергей. — Имперцы в однодневном переходе от нас! Уходите на Марьин ключ, мы вас прикроем…

Голос тонет в грохоте взрыва над головой, с потолка сыплются крупные комья земли.

Наши орудия с грохотом выплюнули из стального нутра противотанковые ракеты.

— Мне нужно четыре добровольца прикрыть отступление.

Вызвались шестеро, среди них бородач Игорь и Веселков Макс.

— Рядовой Хольд, вы принимаете на себя командование взводом. Приказ командира — отступать до Марьина ручья навстречу нашим имперским союзникам. Приказ ясен?

— Господин взводный, — пристально глядя мне в глаза, сжимает кулаки Йохан, — разрешите остаться на огневом рубеже.

Он сейчас напоминает мне меня самого, я тоже не отвожу взгляд:

— Рядовой Бобров, принимаете командование, приказ выполнять!

Я сам встаю у амбразуры, готовый прикрыть уходящих пулеметным огнем. У нас есть несколько минут, пока противник не подберется достаточно близко, чтоб открыть пальбу навесными снарядами.

Время истекает очень быстро. В боевом отсеке пыль, пахнет раскаленным металлом, орудийная прислуга, сбиваясь с ног, таскает ящики с боеприпасами. Я уже вижу их в перископ: темные кряжистые «каракурты», с массивной башней и усиленной броней. Два, три, четыре…

— Огонь! — командую я.

Ракета находит один из танков, гусеница в клочья, зато нам в стену врезается снаряд. Часть кладки обрушивается, в полутемную нору врывается слепящий свет. Дьявол! Пора уходить, скоро тут станет очень жарко!

Подтаскиваю к образовавшейся амбразуре гранатомет, оптика шлема облегчает наводку. Слежу за траекторией полета. Плавное падение снега разрывает смертоносный снаряд, красиво, как на учениях, попадает в башню. Зловеще медленно поворачивает пушку «каракурт», что идет левее.

— Ложись! — ору я и падаю на Таню, она придушенно пищит.

Вскакиваю, подхватываю девчонку под пузо, поднимая на ноги.

— Уходим!

Мы успеваем выскочить, как кошки из горящего дома, прежде чем взрыв осколочного снаряда разносит наше убежище. Нас встречают пулеметные очереди. Белый мир ослепляет, но умный сканер за долю секунды создает затемнение, оптика вычисляет цели.

— Вперед, мать вашу! — вместо приказа вырываются нечленораздельные ругательства. Подствольник с рявканьем избавляется от гранаты.

Пригорок вздрагивает от рвущегося фугаса. Ребята ныряют в лес, а я вдруг понимаю, что не мы — главная цель «каракуртов». Отделение Сергея все же пробилось к нам. «Мустанги» мятежников, могучие танки М-7, пробираются через овраг. Холм снова дрожит, ударная волна выбивает землю из-под ног. Я вжимаюсь мордой в мягкий снег, поднимаюсь, отплевываюсь уже на бегу и вижу ужас! Иначе и не назовешь: Танюшка летит с криком «папочка», спотыкается и валится в воронку, а над ней величественно и презрительно вздымает пушку «каракурт».

Вскидываю гранатомет на плечо, попискивает оптика. Сердце замерзло, словно комок льда. Выпускаю снаряд, бегу к Тане, проще говоря, к черту в зубы!

Мятежники палят по нарским танкам, те обрушивают на них поистине смертоносный огонь. Из горящих «мустангов» выскакивают люди и тут же попадают под косящие очереди пулеметов. Каким-то чудом я живым добегаю до воронки, съезжаю вниз на пятой точке и хватаю Таню. Девчонка вскрикивает, дергается в сторону, будто обезумев от страха.

— Руку! — я уже не могу говорить нормально, только кричу. — Руку давай, дура!

Ползком выбираемся из воронки, и тошнота подкатывает к горлу: едкий черный дым клубится по перелеску, черной копотью оседая на снег.

— Бежим! Скорее!

Она цепенеет на миг, а потом вдруг выдергивает руку, срывается с места — откуда только взялась такая прыть?!

— Стой, бестолочь!

Пускаюсь за ней, прощаясь с жизнью. Спиной чую смерть, затылком — алый луч прицела.