Александр Калмыков - Спасатель

Какие варианты остаются у Батыя? Первый, это запереться в укрепленном лагере и попытаться дождаться подкреплений. Однако, кроме телег, никаких фортификационных сооружений в монгольском становище не имелось, а раньше чем через сутки подмога не подойдет. Второй вариант – бросить обоз вместе с ранеными, а всем способным держать оружие прорываться в сторону наиболее крупного отряда своих войск. И, наконец, третий вариант – почти то же самое, только на соединение с резервом отправится один Батый, а его нукуд останется прикрывать отход своего повелителя.

В последнем случае еще нужно угадать, в какую сторону хан может навостриться. Но явно не на юг, к Жиздре, и не на запад, к Днепру. Скорее, он побежит на северо-восток, где сейчас рыщут татарские фуражиры. Значит, правое крыло нашего войска необходимо усилить конницей, чтобы в случае необходимости догнать и перегнать Батыя. А вот в центре комонных пойдет мало. Состояние раскисших дорог не способствовало быстрой езде, а на дне оврагов, где нерастаявшие сугробы перемешаны с грязью и талой водой, сам черт ногу сломит.

Место для Яриковой дружины отвели в условном центре. Условном, потому что мы исполчимся не по науке, расставив полки по линии, а подойдем к противнику разрозненными группами, стараясь выстроиться полукругом.

Почти все передвигались пешком, лишь бояре и полсотни мобильного резерва, набранного из наших лучших витязей, ехали верхом. Также на лошади гарцевала и Сбыслава. Её я собрался отослать прочь, но эта бестия умудрилась где-то раздобыть трофейную монгольскую кольчугу, так что формального повода для репрессий у меня не нашлось. Если девица в доспехах и оборужная, то как же запретить ей идти в поход вместе с воинами? Впрочем, кроме постоянной дружины шли и ополченцы, накануне стоявшие с нами на валах. Так же, как и при обороне Козельска, левое крыло возглавлял Ратча, а правое – Капеца. Правда, пока крылья еще не развернулись и шли в общей походной колонне. На этот раз оба воеводы водрузили на головы блестящие шлемы с красными флажками. Хоругвь у нас имелась только одна, княжеская, а у крыльев никаких значков не было, так что роль знамен играли сами полководцы.

Центр мне пришлось оставить на своего фактического зама, курировавшего старшую дружину – Василия Плещея. Цвень, конечно, побурчал, что какой-то вчерашний десятник оттеснил великого боярина, но возмущался чисто для проформы. Рваться в битву вперед всех Тит не спешил.

Что же касается моей персоны, то специально для меня Борис Елевферич придумал особую миссию – первым подойти к монгольским дозорам и заговаривать им зубы, пока все не подтянутся. А если повезет, то и склонить противника к сдаче в плен. Не знаю, то ли это он от простоты душевной, дескать, кто же в переговорщика стрелять станет, то ли затаив на меня обиду.

Нет, конечно, изъясняться по-монгольски я умею, но вот что я им должен сказать? Что мы пришли с миром, а оружие несем, чтобы на зайцев поохотиться? Или крикнуть грозным голосом: «Копья на землю, руки вверх»? Увы, но верховный командующий детали оной операции не продумал, великодушно оставив их проработку мне. В мирное время я бы поспорил и, скорее всего, убедил бы воеводу в непрактичности подобного риска. Однако прямо в разгар развертывания всех сил перед генеральным сражением пререкания неуместны. Их никто и слушать не станет. Так что, дав наказ Плещею со Сбыславой беречь княжича, я напоследок хлопнул Ярика по плечу и помчался к вражескому становищу. Вернее, не помчался, а неспешно потрусил по хляби, сопровождаемый всего лишь полусотней городецких всадников. Дабы показать, что намерения у меня исключительно мирные, конная дружина поотстала, пропустив меня вперед, и никакого оружия я в руках не держал.

Чем ближе мы подъезжали к становищу, тем мрачнее я становился. Никаких исторических прецедентов на подобный случай не имелось, а гениальные идеи, как силой разума одолеть злобных дикарей, в голову не приходили. Единственной приятной думой в тот момент была мысль о том, что не зря я разрешил Сбыславе остаться при войске. Если вдруг обстоятельства сложатся, скажем так, неудачно и Ярослава придется эвакуировать, то витязи могут постесняться спасаться бегством, пусть даже вместе с князем. А вот нянька своего подопечного выручит охотно, просто схватит в охапку и увезет в крепость. Она же как раз для охраны княжича и пристала к дружине.

Конный дозор степняков численностью тоже примерно в полсотни в нерешительности стоял на месте, гадая, зачем мы приперлись. Поняв, что едущий впереди войска человек что-то орет по-ихнему, монголы сразу стрелять не стали и подпустили меня метров на тридцать. Но затем им стало ясно, что никаких конструктивных предложений у толмача не имеется, и интерес слушать меня у них сразу пропал.

Видя, что сразу с десяток монголов подняли луки и направили в мою сторону, я пришпорил коня, вдобавок с силой огрев его плеткой. Как ни странно, но ни малейших угрызений совести за издевательство над бедным животным в тот миг я не чувствовал. Все-таки в ближайшие секунды и меня, и коня утыкают стрелами, а если мы разгонимся, то вражины, может, и промахнутся.

Нет, большинство монголов, конечно, не промахнулись. Три стрелы проткнули щит и уперлись в пластины брони, а еще две со звоном отрикошетили от наплечника и наруча правой руки, не прикрытой щитом. В голове звенело, возможно, от чиркнувшей по шлему стрелы. Но коняге, ничем не защищенному, окромя собственной шкуры, пришлось намного хуже. Он принял на себя большую часть метательных снарядов, предназначавшихся мне, и хотя не погиб сразу, но споткнулся и на полном ходу опрокинулся на бок. Вот тут я первый раз в жизни помянул добрыми словами наших тренеров, зверски мучивших меня сначала на тренажерах, а потом и на живых лошадях. Я еще не успел сообразить, что падаю, а ноги уже мгновенно выдернулись из стремян. Плюх, и, сгруппировавшись, я покатился по земле. На этот раз обошлось без переломов и вывихов, но правой руке, на которую пришлось приземлиться, опять досталось. Однако на ушибы настоящие витязи внимания не обращают, и, вытащив дрогнувшей дланью свой старенький меч, я изготовился к обороне.

К сожалению, супостаты не оказались столь любезными, чтобы дать мне хоть несколько секунд, дабы прийти в себя. Раз, и наскочивший всадник со злостью ткнул в меня копьем. Удар был мастерский, и, проткнув щит насквозь, наконечник вышел с другой стороны. Но ничего, на мне пока ни царапины, а похожую ситуацию на тренировках разбирать приходилось. Рванув щит в сторону и помогая правой рукой, я удачно лишил противника копья, правда, оставшись при этом без щита. Два, и ничуть не смущенный потерей пики монгол обрушивает мне на голову топорик. Но, конечно, подставлять под удар голову или даже меч я не собирался. Одно дело, когда воин стоит в общей шеренге и деваться ему некуда, и другое, если он волен двигаться в любом направлении, как ферзь по шахматной доске. Сокрушительный удар пришелся в пустоту, а я тем временем успел сделать пару шагов, обойдя монгольского коня сзади, и рубануть по задней ноге несчастного животного. Все, топорщик пока занят своими проблемами, и ему не до меня. Большинству монголов, кстати сказать, тоже. Сначала они получили пару разрозненных залпов от городецких дружинников, а потом сошлись с ними в ожесточенной сече. Ни та, ни другая сторона не успела толком построиться, и бой принял характер общей свалки и отдельных стычек. Меня могли в этой толчее просто затоптать, но гридни, атакуя, старательно объезжали боярина, а монголы по привычке обращали внимание в первую очередь на конного противника, по их мнению, более опасного.