Павел Дмитриев - Зло побеждает зло [СИ]

— Все валят на партактив, значит контроль органами потерян, — оторвалась от молитвы девушка. — Миром власть не поделят… Леша, как тебе повезло, ты не знаешь что такое гражданская война!

Я кинулся было возражать, но в ответ услышал только повторение набивших оскомину слов:

— Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми…

Только возвращение литераторов прервало назойливый речитатив.

— Вижу, прочитали, — ядовито бросил Кольцов прямо от порога.

— И осознали, — завершил мысль друга Бабель. — Какие умные ребята!

— Мы все равно идем через ад, — огрызнулся я в ответ. — Так какой резон останавливаться?

Демонстративно перекинул газету на последнюю страницу, принялся вслух зачитывать заголовки:

— Первый мировой кубок ФИФА провели уругвайцы. Они же и победили, какие молодцы. Не думаю что вам интересно, но в 2018 году моего старого мира кубок будут разыгрывать в Екатеринбурге. Что еще пишут? Махатма Ганди прошлепал с фолловерами двести миль по соленой пустыне… не, этот развития путь не для белых людей. О! Оказывается в панской Польше начались страшные репрессии! Целых семьдесят членов оппозиции арестовали и приговорили к тюремному заключению! Товарищ Кольцов, этот материал в газету ваши уважаемые коллеги засунули для комфортного сопоставления размаха репрессий?

Лицо хозяин дачи сбледнуло.

— Плюнь, — поддержал друга Бабель. — Мелочь. Кто читает первую страницу – не доходит до последней. Верно и наоборот.

— Ого-го! — следующий заголовок поразил даже меня. — В Латвии враги всего прогрессивного человечества начали собирать средства на монумент в честь убийцы товарища Сталина. Не иначе, Ларионов с Кутеповым постарались. Жаль, нельзя посмотреть проект, вот так всегда, выстроят без контроля заказчика какое-нибудь непотребство…

— Хватит! — взорвался возмущением Исаак Эммануилович.

— Что хватит-то? — также не на шутку разозлился я. — Поздно пить боржоми, товарищ Бабель. Мы все в одной лодке, моя ответственность за будущее России – теперь ваша, хотите вы этого или нет. А коли сдадите в Чека – жизнь может себе вы и купите, но чистую совесть – уже никогда. Да и не факт что в Чека есть кому сдавать… Там по домику, что стоит на Лубянке, из пушек еще не палят?

— С-сволочь! — порывисто сунул руку в карман Кольцов.

— Убьешь меня? Сашу? — я заглянул в глаза газетчика. — Может сперва хоть скажешь за что?

Подобрался для рывка, но по опавшим плечам журналиста понял: драки не будет. Секунду спустя Кольцов подтвердил мои мысли:

— Не место мне в дипломатах. Старик Чичерин зря уговаривал!

— Вот не понимаю! С какой стати вы все так нервничаете-то? — перешел в наступление я. — Саша молится, Миша за наганом тянется! Ну сгинул один генсек, других в ЦК мало? "Навсегда в памяти народной"… надо же! Сами напридумывали газетных клише, сами в них поверили. Да если разобраться, мертвый Сталин куда удобнее живого. С его портретом на флаге тот же Сырцов живо выпилит из рядов партии отмороженных любителей мировой революции. Если кого сошлет, жалеть не буду; в концлагерях политические живут как в санатории, не чета каэрам. Обычных же людей в свои разборки большевикам уже не заманить, все жутко устали от агрессивной истерии. И нечего пугать обвалом экономики! Ничего он не изменит, вообще ни-че-го! Сами ведь уже читали, даже чудовищный Голодомор тридцать третьего года власть не пошатнул, а это, вообще-то, от трех до пяти миллионов одних лишь погибших от голода. Страшнее – не бывает!

По ходу моего спича Кольцов что-то пытался возражать, но последний аргумент все же заставил его пристыженно замолчать. Не торопился возражать и Бабель. Только заметив, что молчание неприлично затягивается, недовольно буркнул:

— Ох, заварил ты кашу! А теперь отсидеться в стороне рассчитываешь?

— Если ветер перемен сносит с ног, строй не стену, а ветряную мельницу, — ответил я вспомнившейся цитатой. — У нас, — я попробовал новое слово на вкус, и оно мне очень понравилось. — У нас, уважаемые товарищи, впереди бездна работы! Карандаш в руке настоящего мастера, — тут я манерно кивнул в сторону Бабеля, — оружие посерьезнее, чем танк или даже броненосный крейсер!

— Тайное общество! — радостно вскрикнула Александра.

"Роман о войне и мире прочитан, сочинение по образу Безухова написано, — отметил я про себя. — Осталось нежно разбить девичьи иллюзии".

К моем удивлению, Исаак Эммануилович не стал подтрунивать, а всего лишь снисходительно хмыкнул для порядка. Зато Кольцов… всерьез задумался о реинкарнации "Союза меча и орала". Скоро и мне поневоле пришлось присоединиться к прениям, принявшим столь серьезный оборот, что под запись особо конструктивных идей на стол легла пачка бумаги и твердый как железный гвоздь химический карандаш.

А что делать? Если не убивать друг друга, то придется так или иначе договариваться о тесном сотрудничестве. Не сказать, что писателям в радость, напротив, им обидно, досадно, а главное – страшно. С убийцей генсека не то что дружить, на одном гектаре сидеть опасно для здоровья. Недоволен ситуацией и я. Пусть Бабель входит в топ-10 советских авторов, а Кольцов – на короткой ноге с Бухариным. Все равно, влиять на политику страны через писателя и журналиста – ничуть не более разумно, чем удалять гланды через задницу. Да только куда бежать, если так сошлись звезды?

За неимением гербовой… хорошо хоть цель у нас общая: сделать Россию самой лучшей в мире страной. Свободной, богатой, красивой, безопасной, причем не для вождей и партии, — но для всех людей. Так достойно и так – правильно! Пусть с червоточинкой – вдобавок к "большому" Михаил упорно старался не забыть про себя, любимого. Но тут не мне морализировать – грешен.

Времени на согласование позиций ушло немного, часа четыре. Причем основная часть ругани и криков пришлась именно на использование плюшек послезнания. С меня же хватило малого – торжественно обещания литераторов толкать политический курс по возможности вправо, насколько получится без конфликтов с партийным руководством; людей советских стараться всеми силами беречь, голодом не морить и тем более, на Соловки не посылать. В остальном – пусть все идет как идет. Будущее нового мира и без того слишком сложно для прогноза.

Зато Бабель с Кольцовым отрывались по-полной: делили будущую славу до полуночи. Бестолково, мелочно, зато теперь я абсолютно спокоен – посторонние в тайну не проникнут. Самим мало.

Завершенный протокол первого заседания тайного общества сгорел в печке. Но сделанные тайком фотографии – остались в смартфоне. Засыпая, я со счастливой улыбкой представлял распечатки в витрине музея. Специального зала главного музея столицы новой великой России.