Александр Руджа - Дон Хуан (СИ)

За стеной озадаченная пауза.

— Кто ты, черт тебя дери?

— Ваш ангел-хранитель, судя по всему, — предполагаю я. — Звать меня Самуил Химмельфарб… то есть что это я? Лейтенант… просто Лейтенант, чего уж там. Легендарная точность в устранении разнообразной мрази, кто угодно может подтвердить. О, ошибочка вышла — подтвердить не может никто, потому что они лежат с вышибленными мозгами как раз за городом, и шакал, и скорпион… что-то я увлекся. Словом, плохие ирландские и прочие парни вас больше не побеспокоят, потому что о них побеспокоился я. Торговцы подтвердят, они все… ну, по меньшей мере слышали. А я слышал, что за убийство банды полагается награда. Меня злостно дезинформировали, или под этими слухами все же имеется зернышко правды?

Не знаю, откуда из меня все это льется. Наверное, дни сурового общения с Батхорном дают о себе знать. А может, вся эта угрюмость начинает из меня куда-то выветриваться, и уже не так давит на сердце невидимая могильная плита с годами чьей-то жизни и чьей-то смерти.

Алиса ее звали Алиса да и недавние встречи с разными не вполне обычными собеседниками тоже, похоже, настраивают на какое-то мрачное веселье. Возможен, конечно, и третий вариант — бородатый и безмолвный смотритель маяка в моей голове уже напился крови, и больше ему пока не нужно, но мы ее, эту версию, не будем сейчас рассматривать.

— Входи.

Я вхожу. Шериф — крупный парень, шесть футов два дюйма самое меньшее. Не толстый, но тучный, голова кажется маленькой из-за объемистого пуза. Высокий лоб, отступающие с него в беспорядке черные, мокрые от жары курчавые волосы, маленькие темные глаза на грушеобразном лице. Не очень приятно его видеть, одним словом.

— Ты мне не нравишься, вот что, — выносит вердикт шериф Гарнега после беглого осмотра. — Ты не тот парень, которому будут рады в моем городе.

Я некоторое время кротко раздумываю над вежливым ответом, успокоившим бы шерифа, пока в голову мне не приходит универсальное решение. Оно изящно, просто, гениально — словом, довольно странно, что я не подумал о нем раньше.

— Пузо.

— Чего? — шериф надувается, словно воздушный шар. Видимо, решил, что я пошутить вздумал.

— Я говорю, что сейчас влеплю тебе пулю прямо в пузо, — вежливо поясняю я. Он щурит и без того невеликие глаза.

— Пошутить вздумал, пройдоха?

— Какие уж тут шутки, толстый парень. Час назад я убил шестерых. Ну, ладно, пятерых, один-то потом воскрес, так что это не считается. В моем револьвере, как говорится, еще горяч боек, а в сердце — стылая стужа. Я могу перерезать тебе горло ножом, или повесить на твоих же подтяжках, или выдавить глаза… или прострелить брюхо. Раны в живот болезненны, особенно если ты предварительно плотно перекусил — а ты, вижу, не отказываешь себе в этом. Мы одни в этой комнате, и я не опасаюсь удара в спину.

— Ты…

— Человек дела, — определенно, сегодня у меня прекрасное настроение! — Только представь: ты падаешь на пол, скорее всего, спиной, потому что проникающая способность у револьверных патронов не очень, зато останавливающая — пор мадре де Дьос! Ты с трудом переворачиваешься на бок, тебе дико больно, дышать тяжело, из брюха течет кровь. Не так обильно, как ты боялся — но только потому, что внутреннее кровотечение куда сильнее. С каждой секундой ты теряешь силы, дыхание затрудненное. Гулко топают ноги в сапогах, хлопает дверь — это я покинул здание. Выстрел, возможно, слышали поблизости, но вряд ли решатся напасть на меня — слава о расстреле банды уже гуляет по Роуэн-Хиллу.

Шериф облизывает жирные губы.

— Ты принимаешь решение ползти — вероятно в каком-то из соседних зданий квартирует местный доктор-коновал. В местах вроде этого вы предпочитаете держаться вместе, словно тараканы. Ползти на животе неудобно, хотя мокрая рубаха и сюртук немного снижают интенсивность кровотечения, но это больно, как же больно, пор Хесус! Резко и душно воняет кровищей и чем-то еще — ты решаешь, что это, должно быть, кишки, полные твоего же дерьма. На кровавый след, который ты оставляешь за собой, садятся первые мухи. И вот, когда ты уже подползаешь к порогу…

— Достаточно, — что-то он побледнел. Воздух, что ли, здесь спертый? — Не надо… больше. Что… что тебе нужно?

У меня самое удивленное лицо на свете.

— Мне? По совести говоря, ровным счетом ничего. Кроме, может быть, обещанной награды за убитых бандитов…

Шериф вскакивает так быстро, что чуть не опрокидывает стул, и ковыляет к картине за своей спиной. За картиной обнаруживается сейф — как же шерифу без сейфа? Трясущиеся руки открывают дверцу — ба, да здесь настоящие золотые залежи, откуда у него столько? С другой стороны, все объяснимо. Наверное, недавно умерла его любимая бабушка и оставила наследство, а деньги, как всем известно, любят порядок. Сплошное жулье вокруг.

— …которую, в сущности, легко можно разделить пополам.

Он замирает. Медленно-медленно поворачивает свою несимметричную голову.

— Что?

— Я думаю, это справедливо. В конце концов, именно благодаря вашей разумной стратегии запереть торговцев снаружи, бандиты решились подобраться так близко к городу. Где и пали от руки сурового, но справедливого законника. То есть меня. Эль омбре де лей. Командная работа в своем лучшем проявлении, разве нет?

Он мигает. Сглатывает. Откладывает в сторону свою долю.

— А вы гораздо более разумный человек, чем мне сначала показалось.

— Да, я произвожу такое впечатление. Не будем играть в дурачков, шериф. Вы знаете, что за мной погоня из самого Сан-Квентина, а я знаю, что вы это знаете. Поэтому я не стану испытывать ваше терпение и исчезну из города как можно быстрее, а вы взамен сделаете две вещи: скажете погоне чистую правду, мол, понятия не имеете ни о каком беглом мексиканце, может, и был какой-то, но пронесся через город, не задерживаясь.

— А второе?

Я делаю паузу. Не из театральности, а потому что сложно сформулировать то, что я испытываю только в виде смутных намеков и ослепительно-ярких вспышек где-то в затылочной части черепа.

— Странное, — выдаю я наконец, и шериф Джо Гарнега непонимающе хмурится. — Что-нибудь необычное в городке или окрестностях… Люди, животные, природные явления… Может, есть какие-нибудь места, куда, как говорят, лучше не соваться? В таком духе. Вспомните что-нибудь такое, шериф, и если это подтвердится, больше вы меня здесь не увидите.

— Э-э-э-э… — он практически убедился, что я псих, с которым не стоит иметь дел, и хотел бы избавиться от меня как можно скорее, но память о своей возможной смерти пока держит. — Честное слово… — он хотел бы сказать «сэр», но вбитые в далеком прошлом дурацкие правила не позволяют, — честное слово, Лейтенант, у нас ничего такого… самый обычный сонный городок у нас… самое большее, что было за последний год, это когда сдохла собака старого доктора Оуэна в день, когда перепились торговцы из Миссисипи, а самый странный человек в Роуэн-Хилле — это наш часовщик. Никчемный парень, по правде сказать, ничего путного не умеет делать, кроме разве что часов своих. Он у нас вроде городского сумасшедшего. Из жалости терпим.