Александр Руджа - Дон Хуан (СИ)

Ноги у нее подкосились. Из груди, там, где было едва видимое входное отверстие, потекла густая красная влага, совсем немного. Пробитое сердце больше не качало кровь.

Девушка упала на спину, неловко подвернув ноги. Небо над ней стало черным, как сажа.

— Алика!

Снова подул ветер, сперва неуверенно, но с каждой секундой все сильнее. Тьма опускалась на нас сверху. Она хранила все загадки, все события, все ответы — и готовилась принять еще больше. Совсем скоро. Прямо сейчас.

Я сделал шаг, потом еще один. Помедлив, сделал третий и опустился на колени перед телом девушки. Она еще жила. Сердце остановилось, мозг переживал кислородное голодание, медленно отключаясь и рассыпая вокруг слабые электрические импульсы. Но она еще жила — то сочетание сознания, психического профиля и воспоминаний, которые часто называют личностью. Она узнала меня.

— Все-таки не черта у нас не вышло, Лейтенант, — прошептала Алика. На лице у нее сами собой проявлялись белые вертикальные полоски, рассыпанные по земле волосы выглядели рыжеватыми в свете пожаров. — Правда в том, что и не могло выйти. Слишком уж мы завязли во всем этом дерьме… И даже фиг заплачешь — у дождя и то лучше выходит. Вот только здесь… здесь не бывает дождей.

— Ты плачешь. Ты плачешь… сейчас, Алика.

Наверное, я и сам плакал. Но я видел слезы на ее чумазых щеках, измазанных грязью и кровью. Я видел.

Она улыбнулась. Едва-едва, но я увидел. А потом перестала улыбаться и замерла.

Грудь словно взорвалась изнутри. Голова стала невесомой, словно ее наполнили гелием или черным, сверкающим на солнце вакуумом. Идеальный передатчик.

— Прочные эмоциональные связи-мотиваторы, — задумчиво сказал доктор Химмель. — Вот еще один фактор, которого киборги не поймут никогда. Впрочем, я тоже.

Прямой контакт с заоблачным хранилищем данных. Получение информации. Обработка показаний. Расчет траекторий.

Мне стало ясно, почему многие религии придают такое значение раскаянию. Раскаяние значит не только что ты понял, как больше никогда нельзя поступать. Оно значит также и то, что теперь ты знаешь, как поступать нужно, и что может случиться, если забудешь о главном.

Ты потеряешь все.

Раскаяние и искупление.

— Анимаграмма, доктор! — пронзительно закричала Изабелла. — Показания зашкаливают! Его душа вышла на рабочий режим!

Вычислительные мощности недостаточны. Отправлен запрос администратору сети. Обработка запроса.

Я пожертвовал собой, чтобы спасти ее, а она пошла на верную смерть ради меня. Взаимная жертва без всяких гарантий.

«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя.»

— Настройка на прием… — ошеломленно пробормотал доктор Химмель. Он больше не выглядел задумчивым. — Дьявол! Снимите его, быстро! Да не боевыми, идиоты! Седативные, живо!

Запрос одобрен. Передача оптимизированных данных.

«Бояться нечего, мистер Ленарт».

Я начал двигаться. Тело поначалу слушалось плохо, но мозг, получив доступ ко всему необходимому инструментарию, быстро перестраивался, покрикивая и подгоняя неповоротливые мускулы, кости и нервы.

— Огонь! — низким голосом, смешно растягивая слова, закричал доктор Химмель.

Мой дебютный заряд отправился на вершину колокольни, адресованная человеку, выпустившему первую пулю в этой перестрелке. Пулю, без которой вполне можно было бы обойтись. Нужно было обойтись. Он опрокинул его, пробивая голову и припечатывая к колоколу позади. Послышался печальный гулкий звук.

Двенадцать лучше, чем шесть.

— Снимите его!

Я продолжил движение, теперь уже в полностью автоматическом режиме, не обращая внимания на стелющиеся по воздуху дымные дорожки из частичек пороха летящих мимо зарядов на медленно проворачивающиеся барабаны моих револьверов, отправляющие в последнее задание патроны-камикадзе 44 калибра на ослепительные огненные хлысты, сминающие в кашу озлобленные и испуганные лица, понимающие, что происходит что-то не то, и они опаздывают или даже уже опоздали на прекрасную Изабеллу, с закатившимися глазами оседающую на руки орущему что-то доктору на неподвижные черные изваяния, застывшие по краям площади и не сделавшие не единого движения за последние несколько минут.

Что же им нужно на самом деле?

Ответа не было, но я и не искал его. Мои мысли занимало другое.

Алика ЛаБо и Алиса Дрейк. Такие непохожие, рожденные и подготовленные для разных путей-тропинок в заросшей бурьяном пустоши жизни. Наркоманка и проститутка, убившая собственного ребенка — и специальный агент Корпуса Спокойствия, до последнего вздоха спасавшая чужих детей. Мне бы и в голову не пришло их сравнивать, если бы…

Если бы они обе не отдали свои жизни ради кого-то. Кого-то чужого, с кем они ничем не были связаны, кроме разве что легкой внешней симпатии и сильного внутреннего желания помочь и сохранить. Иными словами, они выполняли профессиональные обязанности бога. Похоже, этот парень совсем обленился, раз нуждается в подмене даже в таких пустяковых делах.

У меня кончились патроны, я бросил револьверы в кобуры — оба попали в цель — и мягким движением поднял с земли чье-то оружие. Шестизарядный складной дробовик Берджесса — очень редкая, но чертовски красивая штука. Вполне подойдет сейчас.

Алика сказала: «Правда в том, что у нас и не могло ничего получиться». Она знала, что обречена, и все равно помогла мне. Первый заряд ушел между двумя из оставшихся трех боевиков, зацепив всего одного, но я передернул пистолетную рукоять и завершил дело.

Так же поступила и Алиса на той пошедшей вразнос атомной станции. Не могла не понимать опасности. Но не могла и не войти в реакторную комнату и опустить графитовые стержни практически вручную. Второй патрон 12 калибра отработал так, как и было задумано — перебил шею последнему из «великолепной семерки», бросил его назад, оставив голову болтаться на похожих на мочалку остатках позвоночника и кожи.

И даже после всего этого Алика все равно не получила шанса выбраться. Вместо этого она получила медную оболочечную пулю прямо в сердце.

«Слишком глубоко мы завязли в этом дерьме».

Стрельба закончилась, потому что все стрелки выбыли из игры, но игра все еще продолжалась — на доске оставались фигуры.

Я повернулся к доктору, продолжавшему сжимать в руках бесчувственную Изабеллу.

— Я не виноват… — пролепетал он. — Против тебя лично я ничего не имею. Но я… я профессионал, я должен был… несмотря ни на что…

— Да, — сказал я. Одно и то же. Всегда одно и то же.

— Ты должен понять, это же и в самом деле могло стать революцией в науке… человек, имеющий возможность напрямую обращаться к…

— Заткнись.

— Не убивайте меня, пожалуйста, мистер Ленарт… Алекс…