Марина Ясинская - Оборотная сторона героя

Арагорн давно усвоил, что самый лучший способ расположить к себе девушку на первом свидании — это сделать ее главным объектом обсуждения. Сработало и сейчас. Совсем скоро Алессандра улыбалась не профессиональной, обложечно-журнальной, а искренней тёплой улыбкой и с удовольствием отвечала на многочисленные вопросы своего спутника, всё реже и реже касающиеся экологии.

Арагорн с Алессандрой просидели в ресторанчике почти до самого вечера. Заинтересованно слушали, как кудрявый официант в яркой малиновой рубахе рассказывал им, что «сумнакуно састо» на цыганском означает «золотой рубль», а заведение называется так потому, что его владелец — самый настоящий цыганский барон. Смотрели на падающий за окном снег и пили чай из гранёных стаканов в резных мельхиоровых подстаканниках. Обсуждали предстоящий полуфинал конкурса и весело смеялись над ошибками Арагорна, решившегося-таки заговорить на португальском.

Постель, тепло, сон, странное горьковатое пойло и мясное хлёбово, которыми пичкал его старик, делали своё дело — Ахилл чувствовал, что силы к нему возвращаются. А вместе с ними и решимость немедленно пуститься в путь, на поиски закинувшего его в этот странный мир Аполлона.

Интересно, почему старик так ухаживает за ним? Рассчитывает на благодарность? На покровительство? На какую-то услугу? Последний раз бескорыстно об Ахилле заботилась мать, когда он был ещё мальчишкой. С той поры любая услуга оказывалась ему людьми либо с расчётом на получение чего-то взамен, либо из страха. Здесь же…

Впрочем, долго над этим Ахилл не размышлял. Зато много раз пытался заговорить со стариком. Тот всегда с готовностью отвечал, будто и впрямь понимал его, но вот разобрать хоть слово Ахилл по-прежнему не мог. Только укреплялся в мысли, что Аполлон и впрямь наложил на него особое заклятье, превращающее речь окружающих для его слуха в набор непонятных слов. Однако, уповая на покровительство олимпийцев, не очень дружных с солнечным богом, попыток не оставлял, снова и снова спрашивая:

— Скажи мне, старик, знаешь ли ты, как добраться до логова Аполлона?

Сухое лицо старика освещалось радостью каждый раз, когда Ахилл обращался к нему. И он всегда отвечал, но старательно вслушивающийся в его речи грек научился разве что улавливать часто повторяемые бессмысленные слова. Особенно одно, непрестанно слетавшее с его уст — «Сань-ка». Понять бы еще, что это значит.

В день, когда Ахилл твёрдо решил отправиться в дальнейший путь, он попытался изъясниться жестами. Постарался объяснить, что ищет Аполлона и дорогу обратно домой. Кажется, эта попытка вышла более удачной — старик куда-то надолго ушёл, тяжело припадая на деревяшку, заменяющую ему одну ногу. Вернулся мрачнее тучи, но покивал в ответ на вопрошающие жесты грека. Это Ахилла не успокоило — откуда ж ему знать, правильно ли понял его этот старик?

А тот, тем временем, полез в… Ахилл затруднялся с названием. Может, сундук? Высокий, под потолок, с гладко обструганными стенками и неказистыми ножками ящик. Вытряхнул оттуда ворох чудной разноцветной одежды, покопался, что-то выудил и протянул Ахиллу.

Материал оказался плотным и приятным на ощупь. На таком холоде пригодится. Ещё бы разобраться, как в это облачаются — на знакомый хитон или привычный гиматион одежда совсем не походила.

Одевался Ахилл медленно, подолгу вертя непонятные предметы в руках, дожидаясь подсказок старика. Размышлял, куда бы пристроить меч — перевязь и щит, которые он всегда носил за спиной, потерялись где-то в лесу. Удивительно, что меч остался при нем. И что старик догадался его захватить. Ахилл просто не помнил, что, даже медленно замерзая в снегу, он продолжал крепко стискивать ксифос в руке. Не помнил и того, как нашедший его старик безуспешно пытался разжать ледяные пальцы, сомкнувшиеся на рукояти.

Старик, тем временем, хлопотал, прилаживая на нем одеяния, и что-то беспрестанно лопотал на своем языке. Пытался одеть на него странный шлем, прикрывающий голову. Ахилл нетерпеливо отталкивал его руки — что это за шлем, такой мягкий, да еще и лица не закрывает! Старик упорствовал, совал ему комок теплой ткани. Потом, догадавшись, надел другой себе на голову, ткнул пальцем за окно, приложил ладони к ушам. «Чтоб голова не мерзла», — наконец догадался Ахилл.

За большим окном, затянутым твердой прозрачной пленкой, послышалось громкое фырканье. Ахилл помнил, что такие звуки издают странные чудища, которых он уже видел на дороге у леса. Видимо, этих зверей здесь используют вместо коней и колесниц.

Неужели и впрямь сейчас его отвезут к чертогам Аполлона? Грек с некоторым удивлением отметил, что волнуется. Это было странное, давно позабытое и оттого почти незнакомое ощущение, и Ахилл постарался его отогнать.

Старик, тем временем, поманил Ахилла за собой, к двери. У входа приостановился, несколько мгновений разглядывал какой-то рисунок на стене. Потом вдруг резко повернулся, вцепился Ахиллу в плечи, уткнулся головой в грудь. Что-то забормотал. Сквозь всхлипы грек легко разобрал уже узнаваемое, но по-прежнему непонятное «Санька».

Ахилл не отталкивал старика, и пока тот сопел и кряхтел ему в грудь, рассматривал изображение на стене. Картинок, настолько точно походящих на реальность, он никогда в жизни не видел. На белоснежном папирусе талантливый художник нарисовал лицо молодого мужчины в пятнистых одеждах, с начищенными бляхами на груди. Рисунок был таким четким, таким верным, что мужчина казался совсем живым, и только глаза у него были застывшие, неподвижные.

Ахилл вздрогнул и потряс головой — сколько всего непонятного в этом мире! Аккуратно отстранил от себя притихшего старика, шагнул за порог.

Потом, застигнутый внезапной, непривычной для него мыслью, обернулся. Вот уж правда — новый мир вызывает новые чувства и заставляет совершать неожиданные, новые для него поступки.

— Спасибо за помощь, — медленно сказал он старику — вдруг тот и впрямь его понимает? — Мне нечем одарить тебя, старик, но свой долг я не забуду, и, если будет на то воля богов, непременно его верну.

На улице фырчало чудовище, вблизи еще более страшное, чем издали. Походило оно на животное и колесницу, соединенные в единое целое волей злых богов Тартара. Ахилл, наконец, разглядел в глубине возницу, и ему полегчало — значит, на этом звере он поедет не один.

Когда чудище сорвалось с места, сердце Ахилла ухнуло куда-то вниз — такой бешеной была скорость, казалось, что зверь взбесился. Грек покосился на возницу. Тот выглядел спокойным, даже скучающим. Ахилл постарался придать своему лицу такое же безразличное выражение и уставился прямо перед собой. Если не отрывать глаз от переда зверя, то голова почти не кружится.