Марина Ясинская - Оборотная сторона героя

— Из-за Терсита, сына Агрия, — скривился Патрокл.

— Из-за Терсита?

— Да. Пока не было тебя, произошло в лагере настоящее побоище. Как только за горизонтом исчезли пентеконторы, Терсит сын Агрия во всеуслышание заявил, что мы против воли богов идем, что неприступна Троя и обречены греки на поражение, что мы здесь ни славы, ни богатств не обретём. И что надо брать с Ахилла пример — отправляться домой.

— Все же знают, что Одиссей отправился за продовольствием! — воскликнул пораженный Илья. — Все знают, что Ах… что я никогда бы не уехал без вас!

— То, что каждый знает по-отдельности каждый, не всегда знает толпа, — угрюмо заметил Патрокл.

«Ничего не меняет, — подумал Илья и криво ухмыльнулся. — Три тысячи лет, а люди всё такие же».

— А что Агамемнон?

— Агамемнон решил, что это ты сыну Агрия велел беспорядки устроить и сделать так, чтобы армия домой отплыла.

— Какая же мне выгода, чтобы армия отправилась обратно?

Вопрос был явно риторический, потому, выдержав небольшую паузу, Патрокл продолжил:

— Солдаты поддались на слова сына Агрия. А Темен, царь аргосцев, даже своих воинов собрал, и они отплыли. Агамемнон за ними своих коринфян послал и верных ему микенцев. Те нагнали аргосцев, потопили два пентеконтора и остальных обратно вернули. После чего Агамемнон устроил публичную казнь Терсита сына Агрия. Тех, кто продолжал возмущаться, на месте убивали коринфяне и микенцы. Ахилл, той ночью сожгли мы на кострах более сотни воинов! Не после всякой битвы с троянцами такие потери у нас были! — в голосе Патрокла слышалось искреннее возмущение. Погибнуть от руки врага — это честь. Но мало что сравнится в бесславии, чем падение от руки своих. — А потом долго каялись Темен и оставшиеся аргосцы перед Агамемноном и перед всей армией за содеянное. И после этого послал царь своих людей сюда, чтобы забрать твою пленницу, а когда отказались мы ее отдать, явился сам.

Илья завертел головой — нет ли поблизости Яна? Совет опытного товарища ему бы сейчас не помешал. С другой стороны, Илья и так знал, что скажет ему Ян. Брисейда была нужна раньше, чтобы послужить поводом к отказу Ахилла сражаться за Агамемнона. Сейчас, когда мирмидоны больше не участвуют в боях, цель достигнута, и пленница больше не нужна.

Всё логично, всё правильно — но что-то мешало Илье, как ни в чем не бывало, развернуться и скрыться в шатре Ахилла. И не только жалость к девчонке. Мешала совесть, уже и так стонущая под тяжестью вины за собственную нерешительность в истории с пиратами.

Ну, что ж, ошибки совершают именно для того, чтобы позже их не повторять. А наступать на одни и те же грабли два раза подряд он не собирается. Илья решительно расправил плечи и направился к шатру Агамемнона.

Напряжённо размышляющий о том, что будет делать, когда дойдёт до шатра царя — не станет же с мечом в руках в одиночку отбивать девочку? — Илья не сразу заметил, что лагерь греческой армии словно опустел. Настороженно осмотрелся — может, сейчас в самом разгаре очередная битва с троянцами?

Оказалось, что большая часть солдат была занята возведением оборонительных сооружений — греки копали ров и сооружали насыпь вокруг лагеря. Работа велась активно, несмотря на сумерки, и результаты впечатляли — пусть пока и неглубокий, ров охватывал весь периметр лагеря, а перед ним поднимался песчано-земляной вал, медленно ощетинивающийся заостренными кольями.

«Давно пора», — отметил про себя Илья; первое время его просто поражало отсутствие даже намека на фортификационные сооружения. Еще больше его поражал тот факт, что троянцы даже и не думали воспользоваться столь явным просчетом в обороне врага.

Из сумерек вынырнул Ян — он уже выяснил, что происходит:

— Вчера после битвы наши почему-то не смогли договориться с троянцами о том, чтобы, как принято, ночью беспрепятственно собрать и похоронить своих павших. Теперь Агамемнон опасается мести врага и потому согнал всех на сооружение рва и насыпи.

— Ай! — вскрикнул Илья и схватился за обожженное внезапной болью предплечье. Кожу рассекала глубокая царапина.

«Троянские лучники?» — удивлённо огляделся он. Нет — поле между греческим лагерем и Троей пустовало. Зато болезненные вскрики стали доноситься со всех сторон.

Что-то снова ударило Илью в плечо и соскользнуло на землю. Он наклонился поднять снаряд и секунду спустя с изумлением уставился на внушительных размеров птичье перо.

— Это еще что такое? — обернулся он к Яну. И обнаружил, что конквестор уже плотно вжался спиной в насыпь и обеими руками держал над головой щит.

— Стимфалийские птицы, — пояснил Ян, когда Илья пристроился рядом.

Теперь в воздухе отчетливо слышался резкий свист пикирующих на землю перьев, и греки, сбиваясь в группы, торопливо формировали импровизированный панцирь из сомкнутых над головами щитов. Илья не мог оглядеть всю панораму, но даже в пределах его видимости на земле корчилось человек пять-шесть, и тела их были утыканы перьями.

— Я думал, это миф…

— Миф — это то, что у них клювы, когти и перья медные. А всё остальное — правда. Перья у них, сам видишь, крепкие; насмерть, конечно, не убьют, но если в тебя попадет с десяток, ты вполне можешь успеть истечь кровью, прежде чем их из тебя извлекут и перебинтуют раны.

— А откуда они взялись?

— Троянцы послали.

— Они что — их разводят?

— Ну, можно и так сказать. Видишь ли, этих птичек совсем недавно, лет так, может, пятьдесят-шестьдесят назад из Аркадии успешно изгнал Геракл. Я, правда, не верю, что он смог справиться с этими милыми пташками в одиночку, и полагаю, что аркадийцы как-то сами их прогнали. Вполне возможно, при непосредственном участии Геракла, не зря ж ему приписывают этот подвиг. Как они это сделали — меня не спрашивай, понятия не имею, — предупредил Ян вопрос Ильи.

— Да я не о том, я о Геракле хотел спросить. Он что — незадолго до Троянской войны жил? Я почему-то думал, что намного раньше.

— Да, незадолго. Ты уже встречал Тлеполема? Предводителя родосцев? Такой голубоглазый седой великан с наглым прищуром. К твоему сведению, это сын Геракла. И, кстати, нынешний правитель Трои Приам в юности побывал у Геракла в плену.

— Серьезно?

— Вполне. Мифы ты невнимательно читал, Илья, а там, между прочим, много полезного. Папаша Приама, Лаомедонт, озадачился возведением неприступных стен города и созвал на эти работы всех, кого мог. Награду пообещал, видимо, значительную, раз сам Геракл согласился помочь стройке. А как пришло время выдавать зарплату, Лаомедонт её зажал. Геракл, не долго думая, жадного царя прикончил, а сыночка его, Приама, забрал в плен. В итоге троянцы выкупили-таки молодого престолонаследника, переплатив во много раз обещанный Лаомедонтом гонорар. Вот так экономия царя вышла Трое боком, — с улыбкой закончил Ян вольное изложение легенды.