Марина Ясинская - Оборотная сторона героя

Вскоре появилась молоденькая девушка, та самая, которую он отбил у жрецов в ущелье. Она сменила ему мягкие белые повязки и не отходила ни на шаг. Девочка была миленькая, смотрела на него с восхищением и обожанием, и при других обстоятельствах он бы не преминул воспользоваться так явно представляющейся возможностью. Однако сейчас ему было не до того. Ах, если бы его хотя бы кто-нибудь понимал!.. У девчонки, впрочем, довольно ловко выходило общаться с ним с помощью жестов. Но и она порой не понимала самых элементарных вещей, которые он пытался объяснить.

Позже его навестил кудрявый черноглазый парень, ярко разодетый, с большим медальоном на золотой цепи на шее, тот самый, что увез его, раненого, из ущелья между высокими домами. У парня было одно короткое имя, которое Ахилл никак не мог повторить, и другое, давшееся ему куда легче — Лекс. Именно Лекс придумал самый удобный способ общения — рисунками. Он принес тонюсенькие белоснежные папирусы, рисовал на них удивительно живые картинки не менее удивительным стилом и медленно проговаривал названия предметов, терпеливо обучая Ахилла азам неизвестного языка.

Из рисунков грек узнал, что Лекс — брат девушки, за которую он вступил в схватку со жрецами, и что ранили его оружием, метающим молнии. Грек очень хотел уточнить, как оказалось оружие Зевса в руках простых смертных, но, похоже, не смог объяснить свой вопрос — его руки, привычные к ксифосу, со стилом обращались с трудом, и картинки выходили плохо.

К обеду парень позвал Ахилла с собой. Если грек понял его правильно, Лекс решил попытаться найти кого-нибудь, кто поймет его речь. Ахилл с радостью согласился, а потом провел несколько долгих минут, неуклюжими картинками пытаясь объяснить недоумевающему парню, почему он не расстанется с ксифосом. Вот уж воистину безумный мир — да разве можно выходить из дома безоружным?

Когда у Шушморского капища показался УАЗик с Тарасом за рулём, не выспавшийся Илья уже изрядно замёрз — он ждал с полчаса. Мог бы, конечно, подождать и внутри храма, но не хотел искушать судьбу — а вдруг какой-нибудь грек сунет туда свой любопытный нос и увидит его там? Не стоит давать лишний повод для подозрений.

«Умнеет», — хмыкнул про себя Илья, отметив, что волосы стажёра больше не торчали в тщательно созданном гелем беспорядке, а модная узкая куртка сменилась практичным лёгким пуховиком.

— Чего так долго? — буркнул он, забираясь в салон. Спрашивать, не нашли ли Ахилла, не стал. Если бы грека отыскали, ему бы об этом сообщили в первую очередь.

— В пробку влетел, — пожал плечами стажёр.

— Хочешь сказать, не потому, что заблудился?

— И это немножко тоже, — покраснел Тарас. Помолчал, внимательно глядя на заснеженную колею, по которой лихо подпрыгивал УАЗик, потом покосился на отогревающегося Илью и, наконец, спросил с затаённой дрожью восторга в голосе:

— Ну и как там?

— Да вовсе не так романтично, как тебе это представляется.

— Вот все так говорят, — усмехнулся стажёр. — И Петровичи, и Ян Сергеевич, и Андрей Папыч. Нет, я понимаю, что для вас это обычные будни. Но не для меня.

— Вот когда попадёшь как-нибудь в разгар войны, посмотришь на поле боя после битвы, покопаешься в трупах, разыскивая там наших пропавших — и сразу весь восторг пройдёт.

— Так для этого надо хоть раз туда попасть.

— Вообще-то, тебя не в конквесторы взяли, а в аналитики…

Стажёр вздохнул:

— Да знаю я. Только, если честно, мне очень хочется стать конквестором!

Илья покосился на восторженного узкоплечего парня и хмыкнул.

— Ну, да, ставить датчики у проходов куда интереснее, — отреагировал на молчаливый скептицизм Ильи стажёр. — Самым волнующим моментом вчерашнего дня было то, что я самостоятельно поменял датчик в Тушино, — продолжил он с сарказмом.

— Это у Алёшкинского прохода?

— Ага… Илья, а куда он ведет?

— В Тевтобургский лес.

— Сентябрь девятого года? — вспыхнули глаза Тараса.

— Да. А знаешь, что там было?

— Конечно! — возбужденно воскликнул стажёр — ведь история была его коньком. — Германские племена под руководством Арминия нападают на марширующую через Тевтобургский лес колонну Квинтилия Вара. Начавшееся с обстрела римлян из леса трехдневное сражение заканчивается гибелью трех легионов, шести когорт и трех конных отрядов… Если верить сведениям Веллея Патеркула, конечно.

— Не верь, — бросил Илья.

— Почему?

— Да потому, что там было вовсе не благородное сражение разодетых в пурпур римлян с разрисованными синью дикарями, которое так пафосно описал Патеркул. Там, Тарас, вонь, грязь, кровь и смерть. Отвратительная мясорубка…

— Понял, — рассеянно протянул стажёр, — Илья, а как тот проход активируется?

— А ты, я так понимаю, пытался, да?

Тарас вместо ответа преувеличенно внимательно уставился на дорогу. Илья усилием воли стряхнул с себя дрему и довольно резко выговорил:

— И ты всерьез рассчитываешь, что я тебе расскажу, как открывается тот проход? Чтобы ты мог вернуться, пролезть в него — один, без подготовки, исключительно собственного любопытства ради, и угодить в самый разгар боя? И чтобы мы потом искали твою голову среди римских черепов, развешенных на деревьях? Так?

Стажёр молчал.

— Тарас, — предельно серьёзно добавил Илья, — имей в виду, что если куда-то самовольно сунешься, то из перспектив в нашей конторе у тебя останется одна — коррекция памяти.

— Ладно, ладно, — примирительно поднял руку стажёр, — Буду терпеливо ждать своего звёздного часа… Илья, а страшно?

— Что именно? Замещать Ахилла?

— Ну, и это тоже, но я про другое. Страшно жить там и понимать, что любое событие может быть ключевым? Мне Аркаша говорил, вы это методом проб и ошибок выясняете. Не бывает, что боишься лишний шаг сделать — а вдруг он затронет событие, которое окажется ключевым?

Илья на миг задумался, потом покачал головой:

— Ты знаешь, нет. То есть, я понимаю, что чисто теоретически если я в битве у Трои убью какого-то солдата в «неположенное» ему время, есть маленький шанс, что это спровоцирует появление новой ниточки в полотне истории, и в нашем времени Аннушка разольёт масло где-нибудь в другом месте. Но мы этого никогда не узнаем, потому что это никогда не получится ни отследить, ни проверить.

— Аннушка? — недоумённо переспросил Тарас. — Какая Аннушка? Какое масло?

— Подсолнечное, — несколько обескураженно отозвался Илья. — Ну, как же — Аннушка! Берлиоз! Патриаршие!

Стажёр непонимающе поднял брови.

Илья поражённо смотрел на него в ответ.

— Что? — не выдержав, спросил Тарас.

Несколько мгновений Илья молчал, прикидывая, с чего же начать объяснять, но потом как-то обречённо махнул рукой, устроился поудобнее на сиденье и закрыл глаза.