Александр Михайловский - Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

Выскочив из домика коменданта и убедившись, что за ним нет слежки, рядовой Селиверстов, непроизвольно поправив скрытую гарнитуру, почти дословно повторил сообщение штабс-капитана:

– Товарищ старший лейтенант, они здесь, третий путь, второй вагон от головы. Семью царя сопровождают комиссар и двадцать солдат охраны. Возвращаюсь. Конец связи.

Сразу после его сообщения в эшелоне все пришло в движение. Спецназовцы надевали экипировку, проверяли оружие и снаряжение, наносили на лица устрашающий боевой грим.

Старший лейтенант Бесоев постучал в дверь каюты контр-адмирала Пилкина:

– Господин контр-адмирал, наш выход. Публика в сборе, музыканты готовы, пора начинать.

Через несколько минут контр-адмирал вышел – при полном параде, в застегнутой на все крючки шинели, фуражке и при контр-адмиральских погонах. По прошлым временам красавец, а по нынешним – откровенный безумец, попытайся он вот так выйти на улицу. Разорвут на части, причем не какие-то там кронштадтские или гельсингфорские братишки, а самая что ни на есть либеральная тилигенция. Подняв глаза, контр-адмирал вздрогнул. Он впервые видел спецназовца XXI века в полной экипировке и при ночной боевой раскраске.

– Господи, господин поручик, – тяжело вздохнул он, – во что вы себя превратили!

– В ужас, летящий на крыльях ночи, – завывая, проговорил старший лейтенант Бесоев. – Владимир Константинович, – он посерьезнел, – поймите, что это всего-навсего наша рабочая экипировка.

– Но ведь там женщины, – воскликнул Пилкин, – Александра Федоровна и ее дочери. Вы же их напугаете до смерти! У меня вот сердце от неожиданности екнуло, а что говорить о дамах и девицах…

– А еще там, господин контр-адмирал, имеется такая редкостная сволочь, как комиссар Временного правительства Панкратов, и двадцать солдат-обормотов, наверняка лично отобранных этим комиссаром, причем критерием отбора стала личная ненависть к царской фамилии. Мы должны исключить малейший риск, а значит, с самого начала надо отбить у охраны малейшее желание оказать нам сопротивление. Вы знаете, с какой легкостью даже при случайном выстреле винтовочная пуля прошивает навылет перегородки между купе, – старший лейтенант жестко улыбнулся. – Ну, а успокаивать перепуганных представительниц слабого пола придется вам, господин контр-адмирал. А теперь извините, пора…

«Зверь! – подумал контр-адмирал, выходя вслед за старшим лейтенантом в тамбур. – Убийца! Для него пристрелить кого-то – что стакан воды выпить. И все они тут как оборотни: в обычное время люди, а стоит прозвучать приказу – тут же превращаются в машины для убийств. Но дело они свое знают, что дает надежду на благополучное завершение этой авантюры…»

В своих размышлениях контр-адмирал Пилкин был неправ. И вовсе не были они бездушными убийцами. Такие, как Бесоев, в сентябре 2004 года своими телами закрывали в Беслане детей от пуль бандитов. Да, тогда они уничтожили почти всю банду, взяв живьем только одного душегуба. Правда, тогда никто не требовал от бойцов сохранить жизни бандитов, захвативших заложников.

Но сейчас старшему лейтенанту были не нужны лишние жертвы. Единственным человеком, насчет которого ему были отданы недвусмысленные распоряжения, был комиссар Панкратов. Лютый враг не только семьи Романовых, но и партии большевиков, боевик эсеровской БО и при этом заслуженный революционер. Такому лучше быть в могиле, чем множить смуту на русской земле.

В тамбуре бойцы, к удивлению контр-адмирала, попрыгали на месте, проверяя тщательность подгонки снаряжения, а потом по одному канули в ночи. Они ушли на темную, противоположную царскому составу и перрону сторону. Бесоев с Пилкиным остались в тамбуре, ожидая условного сигнала. Контр-адмирала вдруг начала бить нервная дрожь.

Но вот прошло время ожидания, и в наушниках у старшего лейтенанта раздался голос командира ударной группы старшины Седова:

– Бес, это Седой. Периметр чист.

Кивнув контр-адмиралу, старший лейтенант достал из плечевой кобуры «стечкин» с глушителем, и через приоткрытую дверь тенью выскользнул из вагона. Контр-адмирал, как мог, старался не отстать от этого скользящего в ночи призрака. У дверей в вагон, в котором, по данным военного коменданта, находилась царская семья, лежал скрючившийся в позе эмбриона часовой и, кажется, даже храпел. Тут же стояли два спецназовца. Бесоев бросил своим бойцам:

– Занесите это в тамбур, а то простудится, – и поставил ногу на подножку.

В тамбуре он нос к носу столкнулся с мужчиной неопределенной наружности, явным пиджаком, но тем не менее вооруженным «маузером» в деревянной лакированной кобуре.

– Панкратов! – догадался Бесоев, вскидывая свой «стеч- кин».

Что подумал об этой встрече комиссар Панкратов, в анналах истории не сохранилось. Завидев лезущее в вагон чудище, он шарахнулся в сторону, выпучил глаза и начал пальцами скрести по деревянной крышке кобуры «маузера». А размалеванный, как индеец, пришелец навел на него пистолет со странным толстым стволом и… чпок – раздался едва слышный хлопок. Комиссар Панкратов дернул головой, а на стенке тамбура расплылось кровавое пятно. Мертвое тело еще сползало вниз, а Бесоев уже сделал шаг в сторону, освобождая место для напарника.

– Раз, два – начали! Второй номер страхует…

Старший лейтенант сделал шаг вперед и в сторону, скользнув в коридор вагона. Сзади раздалось шепотом:

– Чисто! – это вторая пара прикрыла ему спину со стороны третьего вагона.

Дальше коридор, подозрительно короткий. Видны двери всего трех купе, а дальше – пустое пространство, как в салон-вагоне… Белые, как бумага, лица и переходящий в ультразвук женский визг. Абсолютно непонятно, кто так вопит с тембром дисковой пилы – сама ли бывшая царица или кто-то из ее дочерей.

Впрочем, это абсолютно неважно, потому что в противоположном конце вагона открылась дверь, и из тамбура в салон выскочил солдатик в наброшенной на плечи шинели, папахе и с трехлинейкой. При появлении этого персонажа женский визг был прерван хлесткой пощечиной. Так мать может ударить вышедшую из берегов дочь или старшая сестра младшую.

Но старшему лейтенанту было не до этого. В полной тишине солдатик, бледный от ужаса, начал лихорадочно передергивать затвор своей трехлинейки, целя при этом куда-то в сторону. Похоже, в кого-то из Романовых. Чпок, чпок – дважды выстрелил «стечкин», и солдатик, выронив винтовку, упал на пол. Две пули – в плечо и в ногу – вывели его из строя надолго. Если не загнется от сепсиса в местном госпитале, то будет жить. Впереди послышался шум, падение чего-то тяжелого. Это значит, что воспользовавшись тем, что часовой оставил свой пост в тамбуре, группа Седова приступила к зачистке первого вагона. Выстрелов не было, и это было хорошо. Значит, обойдется без лишних жертв.