Александр Михайловский - Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

Известие о нашем прибытии из будущего, по всей видимости, весьма удивило будущего председателя ВЧК. Я услышал восклицания: «Матка Боска!», «Иезус Мария!», «Не може быц!» – словом, выражения, которые не раз слышал от своей покойной бабки-полячки, когда она чему-то очень удивлялась.

Я неожиданно засмеялся. Генерал Потапов посмотрел на меня с удивлением.

– Знаете, Николай Михайлович, – сказал я, – тот район Питера, в котором мы сейчас находимся, там, в будущем, более пятидесяти лет носил название «Дзержинский район». Парадокс, не правда ли?

Потапов заулыбался, оценив мою шутку.

– А Сталинский район у вас был? – спросил он, рассчитывая на положительный ответ.

– Нет, такого района в Питере не было, – ответил я уже серьезно, – но был город Сталинград, нынешний Царицын, на улицах которого и в прилегающих к нему степях во время Великой Отечественной войны произошло одно из величайших в мире сражений, прославившее нашу страну на весь мир. Брусиловский прорыв рядом с этим сражением покажется вам Царскосельскими маневрами. Недаром один гениальный чилийский поэт назвал Сталинград орденом Мужества на груди Земли.

Потапов вопросительно посмотрел на меня:

– Александр Васильевич, вы найдете время, чтобы рассказать мне о той войне? Профессиональное любопытство, знаете ли. Кстати, когда и с кем мы воевали?

– Я обязательно все вам расскажу, Николай Михайлович, – сказал я. – Отлично понимаю, что вам как военному человеку очень хочется узнать о величайшей войне в мировой истории. А продолжалась она, – я понизил голос, – под руководством товарища Сталина ровно 1418 дней – с июня 1941 года по май 1945 года. И воевали мы с немцами, но на самом деле, как и в ту Отечественную войну 1812 года, фактически со всей Европой… А потом, покончив с Германией и подняв на руинах Рейхстага свой флаг, развернулись на 180 градусов и за два месяца одним ударом нокаутировали японцев, рассчитавшись за позор Цусимы и руины Порт-Артура.

Впрочем, Николай Михайлович, я смотрю, товарищ Сталин закончил свою беседу с Феликсом Эдмундовичем.

Действительно, невозмутимый, со смеющимися глазами Сталин и взъерошенный, изумленный донельзя Дзержинский подошли к нам.

– День добрый, Александр Васильевич, – с легким польским акцентом поприветствовал меня Дзержинский.

– Дзень добжий, Феликс Эдмундович, – ответил я.

– Пан поляк? – с любопытством поинтересовался Дзержинский.

– И да и нет, товарищ Дзержинский, – усмехнувшись, ответил я. – Поскольку моя бабушка была полькой, то можете считать меня поляком ровно на одну четверть. Именно она, царствие ей небесное, в детстве научила меня немного говорить по-польски. А вообще-то я русский.

– Если вы из будущего, – поправил меня Дзержинский, – то бабушка ваша сейчас должна находиться в добром здравии и весьма молодых годах…

В ответ я только кивнул, признавая его правоту. Моей бабушке сейчас всего одиннадцать лет. А Железный Феликс, похоже, уже, что называется, включился и теперь воспринимал все происходящее как реальность, данную ему в ощущениях.

Тем временем со Шпалерной на Кавалергардскую свернул легковой автомобиль неизвестной мне марки. Выглядел он до предела карикатурно: огромные фары, спицованные колеса, кожаный верх кузова. Наши «мышки» насторожились и взяли оружие наизготовку.

– Все в порядке, товарищи, – успокоил их генерал Потапов, – это мой авто. Я посылал его за генералом Бонч-Бруевичем. А вот и обещанный мне грузовик!

Вслед за легковой машиной на Кавалергардскую свернул небольшой грузовичок с кузовом, закрытым брезентовым тентом, размером приблизительно с полуторку ГАЗ-АА. По полукруглому переду капота я узнал машину фирмы «Рено».

Из легковой машины вышел среднего роста плотный генерал в пенсне и с лихо закрученными усами. Это был генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, еще один кандидат на знакомство с потомками. Но в этот раз уже генерал Потапов отошел в сторону с генералом Бонч-Бруевичем, а мы терпеливо стали ждать исхода их переговоров.

Но недаром выпускников Российской академии Генерального штаба учили излагать свои мысли емко и кратко. Не прошло и пяти минут, как оба генерала подошли к нам и поздоровались со всеми присутствующими.

Взаимное созерцание и обмен любезностями мог бы затянуться еще на долгое время, но тут неожиданно наш радист, сержант Свиридов, присевший на корточки у рации и внимательно слушавший эфир, поднял руку, призывая всех присутствующих к тишине.

– Александр Васильевич, – сказал он, – вертушка уже на подходе. Она будет в условленном месте через десять минут. Надо поторопиться.

Мы быстро погрузили в «Рено» свое имущество, загрузились в машины сами и отправились в Таврический сад встречать вертолет.

Тогда же. Петроград, Таврический сад

Александр Васильевич Тамбовцев

До ворот сада мы добрались без особых приключений. Да и ехать-то было всего каких-то пять минут. По дороге мы остановились на углу Кавалергардской и Суворовского и высадили троих из пяти наших «мышек» со всем тяжелым грузом, в том числе и рацией. Пусть они обживаются пока в нашем временном штабе. Встретивший их у подъезда дворник – со слов Потапова, свой человек – проводит их в квартиру.

Ну, а мы успели подъехать к воротам Таврического сада ровно в тот момент, когда со стороны Водопроводной станции в небе появился силуэт вертолета. Заехав на территорию сада и выйдя из машин, вся наша компания быстрым шагом направилась на пыльный, засыпанный опилками и желтой листвой плац. В саду в это время было малолюдно. Но на всякий случай двое оставшихся с нами бойцов и сам старший лейтенант Бесоев перекрыли три небольших мостика через протоки, отделяющие небольшой островок с нашим импровизированным аэродромом от основной территории сада. Нам не хотелось бы, чтобы кто-то посторонний крутился здесь в момент посадки вертолета.

Вот, отбрасывая вниз ревущие потоки ветра, винтокрыл завис над нашими головами, а потом с ревом и свистом турбин начал снижаться. Сталин, Дзержинский и генералы, щурясь от пыли и держась обеими руками за головные уборы, с изумлением глядели на это чудо техники из будущего. Вертолет, поднимая кучи пыли, опилок, песка и опавших листьев, мягко приземлился в самом центре плаца. Вращение винтов замедлилось, но не остановилось.

Мы подошли к вертолету. Дверь в его борту открылась, и на свет божий вылез здоровенный морпех. Увидев меня, он подошел ко мне и, лихо вскинув ладонь к берету, отрапортовал, пригибаясь от ветра и перекрикивая рев турбин:

– Товарищ капитан, сержант контрактной службы Кукушкин и еще двое бойцов прибыли в ваше ра… – тут увидел стоящих чуть поодаль Сталина и Дзержинского. Двое малоизвестных генералов не произвели на него особенного впечатления, но вот вожди революции… Эти легендарные личности стояли перед ним и, посмеиваясь, в свою очередь с любопытством разглядывали сержанта. А там было на что посмотреть, ведь сержант Кукушкин не косил, подобно «мышкам» Бесоева, под дезертиров, а был экипирован в полное боевое.