Олег Касаткин - Корона и Венец [СИ]

А Сергей Иванович увлеченно принялся рассказывать историю уже нашего времени связанную с Золотыми Воротами.

Четверть века назад — в далеком уже 1864 году заезжий немецкий инженер Карл Дилль предложил городу проект водопровода. И в качестве водонапорной башни предложил использовать знаменитые Золотые ворота.

Идея понравилась. Тогдашний городской голова — купец Первой гильдии Никитин так и вовсе обмолвился: де Золотые ворота как будто нарочно строились для того, чтобы поместить в них резервуар для снабжения города водою.

Работы уже начались — но тут произошло несчастье: у самых Золотых ворот, в обрушившейся траншее вдруг ни с того ни с сего завалило двоих рабочих и машиниста, из которых один умер. Началось разбирательство до завершения которого все работы приостановили. Пока суд да дело кто-то додумался: а зачем портить ворота, если рядом — высоченный Козлов вал. И вскоре на валу установили водонапорную башню. Это было хорошо еще и тем что за счет высоты вала она была сравнительно невелика а значит недорога.

(«Вот и не верьте господа атеисты в Божий промысел!»)

— Кстати, владимирский водопровод — один из первых в российской провинции. — А вот тот лес — вдали справа издревле именуется Ваше Величество Георгиевским — он был охотничьим угодьями владимирских князей.

Там в чаще расположилось знаменитое Пловучее озеро… По народному преданию великий князь Юрий Долгорукий казнил там убийц своего отца — их живыми положили в смоленые гробы и сбросили в воду в самом глубоком месте…

Танеев запнулся зачем то оглянувшись на Кауфмана. Но тот не выказывал недовольства видимо вполне одобряя подобную суровость в отношении убийц монарха.

Спустившись с вала они сели в сани под меховым пологом и тронулись.

Они ехали по улице Дворянской — главной улице Владимира.

Город в городе: с крепкими домами, похожими на сундуки, с глухими заборами и прочными воротами, запираемыми в сумерки на надежные замки. На воротах крест или образ — от нечистой силы; за воротами во дворе — беснующиеся громадные цепные собаки — от злого человека.

Тут за высокими оградами помещались старообрядцы. В их дома доступ непосвященным был невозможен; и это придавало всему кварталу нечто таинственное. Там, за оградами, описанные Лесковым и Мельниковым старинные образа и рукописные псалтыри (печатать то новые можно только по особому дозволению), пустые стены без любимых простонародьем печатных лубков чисто вымытые, струганные, мытые с белой глиной, полы; запах воска и сухих трав, — свой мир — осколок былой допетровской Руси.

Может быть сейчас остановится, зайти в гости и заглянуть в него? Он же царь! Нет — вздохнул Георгий. Пожалуй не след. Напугаешь людей — вообще — не к лицу без предупреждения являться. Тем более внизу ворот имелась небольшая калиточка — здесь именовавшаяся «подворотня», в которую используя длинную цепь могла высунуться собака и цапнуть посетителя.

Они выехали на Дворянскую площадь — огромную, пустынную. С одной стороны — базар, с другой — торговые ряды. Храм провинциального просвещения — городская гимназия — желтое двухэтажное здание с белыми колоннами. Сюда съезжались окрестные крестьяне и вели торг своими товарами под открытым небом. Там же находились и общественные весы, которые назывались по дедовской привычке «таможня».

— А ведь это и есть настоящая Россия! — вдруг подумал Георгий. Именно так живут минимум восемь из десяти его подданных — разве что где-то вместо бревенчатых изб мазаные хатки.

Взгляд его скользнул по двухэтажному старому зданию с двухскатной крышей. В нем помещалась Городская Дума и губернские учреждения. Но это в верхнем этаже. А на первом обретался манеж городского гарнизона.

Вчера по приезде Георгий лицезрел торжественный развод караулов под барабан с исполнением гимна и чтением молитв, после чего прямо с церемониального марша солдаты отправились на место дежурств в острог и на вокзал.

Занятно — губернские чиновники, по сути дела, сидели в конюшне!

Зато не в пример этой скромности губернаторская резиденция обращала на себя внимание — роскошный особняк-дворец с великолепной дорической колоннадой, садом с видом на реку Клязьму — по всеобщему признанию, лучший вид во всем Владимире.

Выстроить его распорядился прежний губернатор Иван Михайлович Долгоруков. До этого он проживал в другом дворце, ничуть не хуже. Но когда у Долгорукова скончалась жена, он не мог больше оставаться в старой резиденции, где все напоминало об усопшей — и выстроил резиденцию новую (понятное дело на казенные деньги). Там он обжился, залечил душевные раны — и вскоре утешился с новой женой.

Зато последующие губернаторы не имели причин жаловаться на жилище.

Сейчас тут выстроился караул во главе с уже знакомым капитаном Метлицыным. Ибо сейчас предстоял торжественный обед в честь государя всероссийского для владимирского высшего света.

Обед подавали на старинном серебряном сервизе на полсотни персон: тарелки, ложки, рюмки, салатницы — все из серебра с чернью и позолотой. Должно быть реликт начала этого века.

Георгий как положено устроился в середине главного стола — срединного из трех по обычаю расставленных «покоем». По бокам устроились Кауфман с Танеевым, губернатор Осип Михайлович Судиенко. Как помнил Георгий был он из незнатных стародубских дворян. В должности почти полтора десятка лет — с 1876 года. По левую руку важный седой высокий человек — Семенов Василий Алексеевич — вице — губернатор.

На первое подали горячее, состоявшее из рассольника с курицей, и малороссийского борща…

За этим следовали три блюда холодных: гусь с капустой, буженина и разварная осетрина — на выбор.

После холодного — утка под шампиньонами, телятина с черносливом, баранина с чесноком, и красным соусом; пельмени, мозги под зеленым горошком. Четвертая перемена состояла из дичи — кабан, тетерева, рябчики, куропатки, а также молочные поросята с гречневой кашей.

Все это запивалось винами и иными напитками, приличными торжественному обеду. Главным образом водки, которая в графинах с приличествующими закусками из балыка, семги, паюсной икры, жареной печенки, круто сваренных яиц. Желающие могли выпить и рюмочку и больше но Георгий предпочел кофе.

Обед был очень хорош — что и говорить. Отдавая должное искусству губернаторских поваров он не забывал изучать местное общество. Провинциальные чиновники наверное мечтавшие как их земляк Сперанский о столичной блестящей карьере да так и застрявшие в пыльных канцеляриях. Сейчас тщательно скрывая трепет, они взирали на царя. Директор гимназии и еще несколько разночинцев. Трое священнослужителей — глава епархии и настоятель Успенского собора архиепископ Феогност, и преподобный Мелентий — настоятель Дмитриевского с келейником. И еще разная партикулярная публика — вплоть до купцов-приверженцев какого-то старообрядческого «толка», мирно восседающих за особым столом — и вкушающих наливку — при этом, ведущих беседу — наверное на тему о суете сует и суетном мире. Но на сем обеде конечно не староверы-купчики блистали и даже не губернатор. Главным блюдом был Грузинский Николай Ильич — губернский предводитель дворянства. Он произносил тосты, возглашал здравицы Государю Святорусскому, и вообще вел себя не как русский князь а как князь грузинский — будто тут его родовые владения (каких в иной владимирский уезд бы пара вместилась).