Тимур Максютов - Нашествие [litres]

– Благодарю вас, достойные синьоры. Без вашего мудрого совета я не справлюсь: я всего лишь невежественный торговец, не искушенный в теологических премудростях. Вот скажите, как мне поступить: по закону, то есть сдать этих несчастных капитану порта? Чтобы их немедленно вздёрнули на виселице, как морских разбойников? Или продать их? Жизнь раба – не сахар, но это – жизнь. Если убийство – тягчайший грех согласно скрижалям, дарованным Моисею Господом нашим, то не является ли обречение на убийство таким же ужасным грехом? Иуда не казнил Христа, но разве его прегрешение не внушает нам ужас?

Купец сложил ладони и смиренно посмотрел на француза.

Анри сверкнул синими глазами. Промолчал.

Потом достал горсть золотых монет.

– Я должен деньги за доставку до Солдайи, как и договаривались.

Винченцо радостно протянул ладонь, но тут вмешался капитан:

– Не вы должны платить. Это мы обязаны вам жизнями за избавление от корсаров.

Сердито посмотрел на венецианца:

– Вы ведь не пожалеете дюжины солидов на награду для наших спасителей?

Поскучневший купец буркнул:

– Разумеется.

Запустил пальцы в мошну на поясе, начал отсчитывать на ощупь.

Тамплиер усмехнулся:

– Не утруждайте себя. Шевалье сражается не ради дюжины солидов, а рассчитывая на иную награду.

– Побойтесь бога, – заныл Винченцо, – я и так понёс колоссальные убытки. Максимум, что я могу – пятнадцать монет, и ни золотым больше.

– Я имел в виду совсем иную награду, купец. Когда-нибудь, умирая от старости над набитыми барахлом сундуками, ты тоже задумаешься о ней. Но будет поздно. Вот твои деньги за наше плавание. А теперь скажи мне, торгаш, сколько ты хочешь выручить за пленных разбойников?

Винченцо удивился:

– Не думал, что вашего брата интересуют цены на рабов. Но у меня нет тайн: я хочу сто солидов за всех.

– Странное дело, – вмешался спутник Анри, – жизнь свою, экипажа и пассажиров ты оценил всего в пятнадцать.

– Подожди, сержант, – строго сказал тамплиер, – итак, сто монет?

– Максимум шестьдесят, – быстро сказал перс, – не стоят они больше.

– Я согласен, венецианец, – Анри кивнул, – сто золотых. Снимай с них верёвки.

– Эй, франк, – крикнул арбалетчик Костас, – для чего мы тебе? Чтобы повесить? Так любишь убийства, что денег не считаешь?

Тамплиер не обратил внимания на слова пирата-неудачника. Добавил металла в голос:

– Снимайте верёвки, я сказал.

– Деньги вперёд, – поспешил заметить Винченцо.

Анри достал из-под плаща увесистый кошель. Бросил венецианцу.

– Надо бы пересчитать, – пробормотал купец, но капитан уже разрезал верёвки пленным.

Перс сплюнул и пошёл к сходням, бормоча что-то про бестолковых конкурентов. Тамплиер обратился к разбойникам:

– Теперь вы свободны. Подумайте, каким путём идти. В следующий раз я не буду столь снисходителен. Идите и не грешите больше.

Одноглазый вожак хотел что-то сказать, но маленький арбалетчик вытолкал его с корабля, шепча:

– Быстрее уходим, друг, пока сумасшедший церковник не оправился от солнечного удара.

– Не понимаю я вас, синьор, – задумчиво сказал Винченцо, – ещё вчера вы беспощадно рубили этот сброд и пять трупов сбросили за борт. А сегодня – спасаете их никчёмные жизни. Правда, не понимаю.

– И не поймёшь, торгаш, – сказал Анри и пошагал к сходням.

Стражник задумчиво пожевал бороду. Покачал головой:

– Нет, монах. Не припомню такого, а я всех лихих ребят на побережье знаю: служба требует.

– Попробуй вспомнить, – настаивал храмовник, – крепкий, широкоплечий. Из бродников-русов. Ростом невелик, зато ловкий. В бою предпочитает саблю. Светловолосый. И прозвище его – Хорь.

– Не надо мне по третьему разу одно и то же повторять, – набычился стражник, – говорю же – нет такого. Ни в Херсонесе, ни в Кафе, ни у нас в Солдайе. Я бы знал.

Анри растерянно взглянул на собеседника. Вдруг хлопнул себя по лбу:

– Точно! Хорь был влюблён в Хасю, иудейку. А Юду знаешь, хозяина постоялого двора?

– А как же, – обрадовался стражник, – доброе пиво было в его таверне и девки неплохие. Звонкие, скажу тебе, девки. Вам-то, слугам божьим, оно без надобности, а женатому мужчине, знаешь ли, надо иногда отвлечься. Была там одна персиянка, Лейла. Жаркая, как аравийская пустыня! Груди, что холмы…

– Мне не интересны твои блудливые похождения, – поморщился монах, – о другом спрашивал.

– Да, – стражник с трудом вернулся в действительность, – отличный был хозяин, хоть и жидовин. Я тебе так скажу: пусть они нашего Христа распяли, но если пиво достойное и девки ласковые, то можно и забыть на время про предательство. Особенно – если девки…

– Подожди. Ты сказал про Юду «был». Почему?

– Так помер же он, – пожал плечами любвеобильный стражник, – уже лет пять как. А таверну перестроили, там кожи теперь дубят. Вонища на весь квартал. Всякий раз мимо иду – нос затыкаю, дышать невозможно. А ведь были времена! Никакой вони – только пиво. И Лейла пахла – так в раю, наверное, ангелы пахнут…

Разочарованный Анри вернулся к спутникам.

– Жаль. Хотелось товарища повидать. Столько с ним вместе пройдено трудных лиг, столько схваток – спина к спине! Неужели сгинул?

– Жизнь непредсказуема, – сказал сержант-тамплиер, – тем более, если ваш друг был человеком беспокойным. Но нам стоит задуматься о насущном: найти ночлег и решить, как будем добираться дальше.

– Придётся экономить, – вздохнул Анри, – наш дорожный бюджет потерпел катастрофу. Даже не знаю, как будем доставать коней.

– Разумеется, – пробормотал сержант, – никакой бюджет не выдержит, если оптом скупать разбойников и отпускать их на волю. Не стоило вчера останавливаться, когда мы перескочили на фелуку. Ещё минута абордажного боя – и были бы целы наши золотые.

– Что ты там ворчишь?

– Ничего, мессир командор. Так, мысли вслух. Говорю, что надо бы куда-нибудь приткнуться и перекусить хотя бы сухой лепёшкой.

Анри кивнул и задумчиво огляделся. Припортовая улица была набита кабаками на любой вкус и кошелёк, но надо было выбрать подешевле – из тех, где хозяева иногда разрешают гостям ночевать под столами за гроши.

Старик-еврей, тащивший с помощью сына тяжёлый кожаный мешок, остановился. Снял облезлую меховую шапку, вытер вспотевший лоб. Сказал:

– Благородные рыцари! Тогда, на корабле, я не успел поблагодарить вас за спасение драгоценностей нашего народа. Таки теперь хочу исправить это, поклониться вам.

Жидовин, кряхтя, согнул спину. Покосился на запыхавшегося сына, дёрнул за рукав, прошипел:

– Кланяйся господам, шлимазл.

Анри продолжал оглядываться. Махнул рукой:

– Иди с богом, старик. Я тебе не арон кодеш, чтобы мне кланяться.