Тимур Максютов - Нашествие [litres]

– Тебе спасибо, друг.

Когда седлали купленных отборных скакунов, старик сказал:

– В степи говорят: вернулись монголы. Видели их уже на этом берегу Итиля. Пусть рука твоя будет тверда, Кояш-батыр. Ничего ещё не решено.

– Ничего ещё не решено, – тихо повторил Дмитрий.

Февраль 1229 г., город Каракорум, Великая Империя

У мужчины – свой путь.

По оврагам да буеракам, по поросшим тайгой сопкам. Через просторную, как душа сочинителя, степь.

У мужчины – свой дом. И это не каменный гроб городского дворца, и даже не лёгкая юрта, которая не врастает корнями в землю, всегда готовая сменить кочевье.

Дом мужчины – высокое седло. Его друг – верный конь. Его спутник – тугой лук. Его слова – меткие стрелы. Пропоют песню, разрывая оперением ветер – и поразят насмерть.

Негоже сабле в ножнах ржаветь. Не дело мужчине в дымной юрте сидеть, бабский трёп слушать.

Жизнь воина – охота да дорога, поход да битва. Смерть воина – это не старуха беззубая, с глазами слезящимися. Смерть его – молодая, неукротимая, дикая, как необъезженная кобылица. Хохочущая дева с мечом в руках, обладать которой – наслаждение.

Полтора года прошло с того чёрного дня, как рухнул сложивший крылья орёл, как ушёл Великий Хан к Отцу неба Тенгри. Развели костёр на горбу Млечного Пути, чай пьют, славное вспоминают. Смотрят на нас оттуда: ну, как? Есть ещё бойцы, или жиром все заплыли?

Как ни оттягивал хранитель отцовского престола Толуй, а пришлось собирать курултай. Со всех концов широко раскинувшейся Империи созвал он чингизидов-наследников, темников и нойонов, тысячников и беков. И свершилось: в год золотого быка на белой кошме трижды подняли третьего сына Чингисхана – Угэдэя.

Когда гости выпили первую пиалу архи, а рабы разнесли варёную баранину, новый Великий Хан сказал:

– Вижу вас, мои верные соратники, небесные орлы, стремительные соколы. Под отцовским знаменем Сульдэ покорили вы сотни племён, и теперь рядом скачут лучшие багатуры Великой Степи – монголы и уйгуры, татары и аланы, кыпчаки и туркмены. Вечен огонь в наших сердцах!

– Вечен огонь! – повторили нукеры и нойоны.

– Слышу я, как хрустят травой жеребята на берегу священного Керулена, как ревёт вода на перекатах Онона, как звенят тетивы ваших луков и уздечки ваших коней. Привольно багатуру, как ветру, в Диком Поле – и так же, как ветер, не ведает преград багатур. Вечен степной простор!

– Вечен простор! – повторили эхом соратники.

– Половину мира прошли вы с боями, но сделали лишь половину дела. Пора завершить начатое Чингисханом, увидеть берег последнего моря и омыть в нём копыта наших скакунов. Вечен наш поход!

– Вечен поход! – повторили багатуры и темники.

Великий Хан подозвал Субэдэя и сказал всем:

– Настало время напомнить Вселенной, кто её хозяин, потрясти мир топотом наших коней. Первым выступит Субэдэй-багатур, верный пёс Чингисхана и лучший полководец Угэдэя. Три тумена дам ему! Сначала пусть покорит он строптивых булгар и вероломных урусов, убивающих беззащитных послов. Пусть будет верной его рука, зоркими глаза и беспощадным сердце. Пусть пылают города упрямцев, пусть кровь их мужчин и слёзы их женщин могучим потоком затопят обречённые земли.

– Да будет так! – закричали все.

А Великий Хан наклонился к темнику и тихо сказал:

– И пусть тот поток смоет позор, и будут возвращены все долги.

Субэдэй сжал рукоять китайского меча и повторил:

– Да будет так.

Август 1229 г., Дешт-и-Кыпчак

Когда тают горные ледники – разливается равнинная река. Выбрасывает ручьи, как пальцы, щупает землю; стороной обходит крепкие камни, заполняет низины, множит и вновь сливает воедино многочисленные протоки. Пока не зальёт и не захватит всю степь.

Когда в поход идут тридцать тысяч всадников, каждый тумен выбирает свой путь. Вся степь внезапно оказывается заполненной тысячами воинов; ночью полыхают костры от края до края, и кажется, что не три тумена ведёт Субэдэй-багатур, а – миллион.

Куда ни глянь – монгольские отряды. На речных переправах они и горных перевалах, на узких таёжных тропах и широких степных дорогах.

Крепость встретят – оставят заслон, а сами дальше, загонять добычу, словно на ханской охоте. Неудержим и страшен поток раскалённой лавы, изливаемой вулканом, а тут таких потоков – десятки. Куда бежать?

Враг мечется, не понимая, откуда ждать удара. Бросается из стороны в сторону, как загнанный степными охотниками волк; скалит клыки и роняет слюну, топорщит шерсть на загривке, но в сердце его – ужас. А испуганный – обречён.

Каждая сотня и каждая тысяча знают лишь свой путь и свою цель. И только в шатре Субэдэя многоумные китайцы, макая кисточки в тушь, рисуют на бумажных свитках общую картину. И летят во все стороны посланники темника с приказами, составленными уйгурскими писарями.

На шее гонца бронзовая, а то и серебряная пайцза, под ним – лучший конь, и пришитые к одежде колокольчики далеко слышны: встречайте посланника, готовьте скакуна для смены!

Нохой из племени ойратов впервые пошёл в поход девять лет назад. С берегов родного Иртыша ушёл тощий подросток, а вернулся покоритель Мавераннахра, опытный боец-десятник, хозяин дюжины рабов.

Раны заживают, затягиваются шрамами – как затягиваются в памяти бессонные ночи, пыль и жажда афганских гор; жуть разгрома и бегства от хорезмийских сабель непокорного Джелал-ад-Дина после битвы при Семи ущельях… Остаются слава, долгие ночные рассказы у костра и золото, оттёртое от крови.

Но золото, взятое с боем, быстро кончается.

Вновь поход, и снова в седле. Тысячник сказал:

– Возьмёшь пять десятков бойцов и пойдёшь впереди, в пяти конных переходах. Через кыпчакскую степь, вдоль булгарских рубежей – на запад. Твой отец выбрал тебе имя Нохой, что означает «пёс», и это хорошо. Вынюхивай путь, как вынюхивает собака след загнанного зверя; примечай и запоминай всё: переправы и броды, места водопоя и солончаки, куда лучше не соваться. Перехватывай караваны: если нет пайцзы – значит, нет и охраны ни земной, ни небесной. Отправляй таких к нам – мы разберёмся, что делать. Тем, кто может быть полезен, сохраняй жизнь: проводникам и паромщикам, охотникам и купцам. Остальных же – убивай: ни к чему распространяться слухам о том, что мы пришли, раньше времени. Помни, Нохой: за неисполнение приказа – смерть. За исполнение – слава. Вернёшься, узнав всё нам необходимое – будешь избран сотником. Хорошие сотники всегда нужны войску.

Пять десятков бойцов у Нохоя, как пять растопыренных пальцев на руке, ищущей в темноте. Широкой дугой скачут: так, чтобы видеть соседний десяток и прийти на помощь, если понадобится. В каждом десятке – разных племён бойцы: есть тувинцы и урянхаи, найманы и кыргызы, а кыпчаков – больше всех. Только никому нет дела, на каком языке мать пела тебе колыбельную, из какого племени твой отец: все ныне равны, все – воины Великой Империи.