Тимур Максютов - Нашествие [litres]

Анри сел на предложенный вместо стула обрубок, принял крохотную чашку с напитком. Вдохнул аромат и зажмурился. Увидел белые стены далёкого города Акко в Сирии, ощутил прохладу каменного портика в доме Великого магистра…

– Неплохо, да?

– Великолепно. Откуда ты взялся, Бар…

– Тсс, называя меня просто – «друг».

– Откуда ты взялся, друг? И почему так поздно? Я ждал тебя раньше года этак на три-четыре.

– Обстоятельства. Чёртовы неудачники застряли на булгарской границе, чему немало способствовал наш общий знакомец.

– М-м-м. Кого ты имеешь в виду? Субэдэя? Я встречался с ним лишь единожды, и то при неприятных для него обстоятельствах: когда темника меняли на барана.

– Дмитрия твоего.

– О! Дюк жив? Это прекрасно. А как дела у моего старинного друга Хоря, вернее, у Хаима? Я так и не смог определиться, как его теперь называть.

– Теперь никак. Убили его.

Тамплиер подавился кофе. Долго откашливался. Мрачно сказал:

– Это ужасно. Мы расстались плохо, и теперь меня будет снедать чувство вины.

– Сейчас не до рефлексий, нестандартных для крестоносца, привыкшего убивать врагов и терять товарищей. Если коротко: у меня не получился контакт с Субэдэем, но это, может, и к лучшему. И задержка к лучшему. Теперь Угэдэй выделит в распоряжение Бату огромные силы со всей Империи: десять туменов или даже двенадцать. Так что всё идёт в соответствии с нашими планами.

– С твоими планами, приятель. С твоими. Не забывай – у меня совсем иная миссия. Просто мы временно стали союзниками, Барсук.

– Я же просил не называть имени.

– А чего ты боишься?

– Субэдэй в Каракоруме. Он очень зол на меня, а быть разрубленным на куски диким степняком не входит в мои планы.

– Странно, – усмехнулся тамплиер, – я был уверен, что ты неуязвим в нашем времени.

– Любая защита имеет слабые места. Мы, например, были крайне разочарованы, когда выяснилось, что жилет класса «гранит», способный держать выстрел крупнокалиберного пулемёта, можно проткнуть обыкновенным гвоздём – он раздвигает пластины, оказывается. Впрочем, – вдруг спохватился Барсук, – забудь, это я так, болтаю.

Тамплиер не понял про «крупно-чего-то-там», но слова Барсука на всякий случай несколько раз повторил про себя, чтобы запомнить.

– Итак, – напомнил Анри, – поспеши, я не хочу опоздать на тайную встречу с ханом Угэдэем.

– Итак, – подхватил Барсук, – ты расскажешь ему об императоре Священной Римской империи Фридрихе, который просто жаждет соединить усилия с великим монгольским ханом в благородном деле покорения Европы. Вернее, объединения в единый – как они там его называют? Улус? – да, улус. Фридрих предоставит своё войско и влияние ради победы монголов и признает верховную власть над собой чингизида. Например, Бату, или ещё кого-нибудь, кого соблаговолит назначить Угэдэй. Монголы, в свою очередь, помогут свергнуть папу Григория. И назначить на его место правильного человека. Или вообще упразднить папский престол, что мне лично нравится больше. Но, но, не морщись, тамплиер!

– Это не в интересах ордена. Орден подчиняется Риму.

– Будете подчиняться Фридриху, какая разница? Или, вообще, напрямую Угэдэю. А Фридрих просит одного – автономии в делах Европы, где он станет единоличным хозяином. По-моему, очень стройная концепция. И вписывается в монгольский менталитет: наверху – Великий Хан, под ним – чингизиды, властители улусов, ниже – местные правители. Прекрасно, на мой вкус.

Барсук радостно потёр ладони и вновь улыбнулся. Спросил:

– Чего ты кривишься, рыцарь?

– Давно не видел твоего лица, отвык. И привыкать что-то не хочется. Что же, не я разрабатывал и согласовывал план, моё дело – исполнять волю Великого магистра. Осталось всего ничего – захватить Булгар, Русь, Венгрию, Польшу, Германию, Францию, Италию… Словом – всю Европу. Огромную и развитую территорию с могучим войском.

– Да нет у вас никакого войска, тамплиер. Есть куча недисциплинированных баронов, епископов, дожей и прочих князей, каждый из которых распоряжается сотней чванливых рыцарей и думает только о себе. Нет у вас ни наций, ни нормальных государств, и долго ещё не будет. Вам нужна железная рука. Вот вы её и получите.

– Не дай Бог дожить, – пробормотал Анри.

– Что? – не расслышал Барсук.

– Ничего. Я пошёл, опаздывать нельзя. Мы увидимся после переговоров с Угэдэем?

– Нет. У меня другие планы.

– Прекрасно, ты поднял мне настроение. Искренне желаю тебе сегодня встретиться с Субэдэем. Лицом к лицу, или как там у тебя это называется.

Теперь наступила очередь Барсука поперхнуться кофе. Пришелец вылил чашку на балахон, долго откашливался. Просипел:

– Ты давно не практиковался в русском языке, поэтому перепутал. Хотел, видимо, сказать: «желаю НЕ встретиться с Субэдэем»?

– Я сказал именно то, что собирался. Удачи.

Высокая фигура исчезла в толпе.

Барсук поглубже натянул капюшон и пробормотал:

– Да. Удача понадобится всем нам.

Июнь 1236 г., город Сугдея, Таврида

Очередную чёрно-белую зиму сменило цветное лето: синее море, синее небо, синие горы под сиреневым закатом и новые баллады о «синих платках» – легендарных пиратах. В порту – разноцветные паруса, разноцветные одежды и разноязыкая речь; скользкие от пахучей требухи причалы рыбацких фелук и разбегающиеся из-под босых ног сборщиков мидий крабы; зелёные бороды водорослей и жёлтые волосы девчонки-соседки, которая подсматривает из-за забора за тем, как голые по пояс Антон и Ромка крутят тяжёлые деревянные сабли, и хихикает о чём-то своём.

В этом году Роману двенадцать лет: совсем взрослый, пора идти в подмастерья или помощники приказчика, выбирать ремесло. Самому бы, конечно, лучше всего в охранники купеческих караванов, но не возьмут – рано ещё. А Антошка мечтает корабельным мальчиком, юнгой, и всё брата подбивает, но Роман не хочет: ну его, никакого интереса – палубу драить и быть на побегушках, прислугой за всё.

Персу, конечно, решать. Он – хозяин судьбы братьев. Скоро вернётся с караваном, ушёл в Венгрию, и Рамиль с ним. А сегодня Роман на рынке, кухарке помогает. Корзины, полные снеди, тащит, а кухарка ещё к рыбакам хочет – куда? В зубы разве что, руки-то все заняты.

Пошли к рыбацкому причалу; встретили по дороге еврейскую семью: толстая мама, в чёрной вдовьей одежде, с грустным лицом, и дети с соломенными волосами – целая орава. Стоит, неохотно торгуется:

– Что вы мне говорите за этих курей? Они у вас худые, как каторжники из-под серебряных рудников. Признайтесь честно: вы им не скрутили головы, они просто умерли от голода.

– Ай, да посмотрите же получше, госпожа Хася, это же не куры, а гиганты, настоящие Голиафы, либо мне никогда не увидать своего мужа, чтобы его распёрло от вчерашнего пива! Ой-вэй! Зачем вы плачете, госпожа Хася? Или я не того сказала?