Валерий Елманов - Нам здесь жить

— Если бы не сей чудный пейзаж, — честно сознался он, — я бы вас, дяденьки, конечно, раскрутил бы по полной, а так почти прощаю, — снисходительно заметил он, вызвав бурный вздох облегчения у менее сдержанного фра Луиса.

Но он не зря предусмотрительно упомянул слово «почти», ухитрившись содрать компенсацию «за моральный ущерб». Правда, скромную, можно сказать, символическую: всего-то сани с лошадьми — не топать же бывшим пленникам до Бизены пешком. Фон Хаген было заикнулся, что за них надо заплатить отдельно, но Петр, демонстративно игнорируя крестоносца, повернулся к фра Пруденте:

— Таки мне что, начать пересчет заново, с учетом предоставленных нами услуг, половину из коих я, кстати, забыл, но сейчас припомню? Только имейте в виду, господа брахманы, тогда вы и лишней полутысячей от меня не отделаетесь.

Инквизитор резко повернулся к раскрасневшемуся от злости рыцарю и что-то раздраженно произнес.

— Он по-латыни сказывает, а я ее не ведаю, — вместо перевода виновато пояснил Яцко.

Сам фон Хаген, выслушав жесткую отповедь монаха, мгновенно заткнулся и даже выставил вперед руки, давая понять, что отказывается от своих требований.

Однако как ни торопился Сангре вернуться обратно в Бизену, он все равно настоял на том, чтобы перевесить привезенное серебро, благо некстати приболевший, а потому не сумевший приехать к получению выкупа казначей Кейстута еще накануне прислал им для этого все необходимое.

Чтобы процесс пошел побыстрее и не надо было возиться с перекладыванием гривен, предусмотрительные инквизиторы достали еще один ящик, но пустой, предложив поначалу взвесить его, дабы вычислить вес тары. Благодаря этому процесс и впрямь прошел очень быстро, благо перекладывать тяжеленные, под центнер весом ящики, было кому — Локис управлялся с ними легко, без видимой натуги, вызвав бурный восторг не только у монахов, но и у фон Хагена.

Опробовал Петр и присланное Гандрасом для проверки качества серебра, то есть провел над брусочками магнитом — вдруг притянутся. Кроме того, выбрав по три гривны с каждого ящика, он потер по каждому из них мелом и довольно улыбнулся, демонстрируя другу посеревший кусочек.

В это время вновь подал голос фон Хаген. Робким голосом он напомнил про стоимость самих пленников. На сей раз Сангре спорить не стал:

— Два флорина говоришь, — надменно усмехнулся он и, достав из ящика одну из серебряных палочек, небрежно бросил ее к ногам крестоносца. — Сдачи не надо. Лучше купи себе на нее новые носки.

…Темнело, когда они добрались до Бизены. Довольный Кейстут крепко стиснул в объятиях Сугарта, весело хлопнул по плечу Улана, заговорщически подмигнув, показал большой палец Петру (жест, которому научил его Сангре) и, оглянувшись назад, властным жестом пригласил из дальних рядов встречающих какого-то человека. Это и был посланец двоюродной сестры Бонифация Мануэль.

Как ни удивительно, но свитков у гонца оказалось два. Первый адресовался самому Боне, что вполне естественно, а второй предназначался лично благородному дону Педро де Сангре — о том, что он еще и де ла Бленд-а-Мед Петр пленнику, понятно, не сообщал. Недоумевая, Петр развернул трубочку послания, некоторое время добросовестно пытался прочесть написанный аж на двух языках текст (вначале на русском, а затем продублирован на испанском), внимательно вглядывался в него, а затем, недовольно крякнув, протянул другу.

Спустя пару минут уже Улан недоумевающе нахмурился и сообщил, что Изабелла, как ни удивительно, умоляет благородного дона Сангре… отказаться от сделки с орденом. Мол, если он вернет кузена не крестоносцам, а ей, она готова заплатить за него вдвое, а то и втрое больше.

— Ничего не понимаю, — растерянно развел он руками и уставился на Петра. — Может, я неправильно понял смысл?

— Я тоже поначалу решил за посомневаться, но коли и ты прочел такие же слова, то полагаю, колебания надо-таки отмести прочь и погрузиться во вселенский плач по поводу утраченной выгоды, — недовольно проворчал Сангре. — Продешевили мы с тобой. Вот, оказывается, к чему десятка пик поутру выпала. А я еще удивился, с чего это карты предвещают впустую потраченное время и даже возможное разорение.

— Ну, пока все равно получается приобретение, — утешил Улан. — К тому же поверь, для закупки пороха нам и полученного от монахов за глаза. Точно-точно, — он замялся и после легкой паузы выдавил: — Но прежде чем заказывать его у купцов и вообще планировать наши дальнейшие расходы, надо бы нам с тобой кое о чем потолковать.

— Ты лучше скажи, что мы дамочке отпишем? Мол, звиняй, усё продано?

Улан кивнул, добавив пару фраз. Сангре немедленно восхитился его красноречием и заявил, что коль у друга так хорошо получается, ему и ответ писать. А за потолковать и завтра не поздно. Или горит?

Улан с видимым облегчением мотнул головой, заверив, что ничуть не горит. И с самого утра, уединившись в бывшем узилище для пленников (там было тише и спокойнее всего), посвятил составлению послания весь день, изрядно над ним намучившись. Наконец закончив и устало потянувшись, он решил зачитать ответ Петру — вдруг тот что-то подскажет — и решил пойти наверх. Однако выйдя во внутренний двор, он понял, что друга застать не получится: судя по зависшему над лесом солнцу у него в разгаре занятия с «литвопитеками».

Прислонившись к теплым сосновым бревнам стены, хорошо нагретым не по зимнему сильным солнцем, он потер виски, прикидывая, как сообщить Петру то, что давно хотел. Хотел, но никак не мог решиться. Поскольку новость была на редкость гадкая. Как бы не хуже той, которой его некогда, будучи в Липневке, огорошил Сангре. Тем не менее откладывать было нельзя: теперь, когда в их руках оказался выкуп, требовалось выложить все напрямую.

Однако помешал появившийся Сударг. Сопровождаемый своими сынами, почтительно державшимися по бокам и чуть сзади, он низко поклонился и обратился к Улану. Мол, ему нечем расплатиться за вырученных из лап крестоносцев домочадцев, а потому он просит принять вот их. Повинуясь повелительному жесту оба парня — Сниегас с белоснежными волосами и курносый Кантрус шагнули вперед.

Улан начал было отказываться, но жмудин оказался настойчив, уверяя, что они станут служить преданнее любой собаки, что… Он так умоляюще просил, что Улан понял: отказав, он даже не обидит этого литвина, но хуже — унизит его. И надо было видеть, как возликовал Сударг, добившись обещания взять их сроком на три года (на меньший срок тот ни в какую не соглашался) и всегда и везде держать подле себя, особенно во время предстоящего штурма Христмемеля.

Едва литвин ушел, как появился оружейник, обратившись насчет сюрикенов. Оказывается, за те три дня, что Улан не заглядывал к нему, у него накопилась уйма вопросов. Улан внимательно выслушал их и понял, что на пальцах пояснить не получится — надо идти в мастерскую и показывать наглядно. Там-то он и пробыл до позднего вечера, втолковывая, как правильно осуществлять заточку и прочие нехитрые премудрости.