Сергей Калашников - Четвертый

Потом началась жара – мы пересекали и тропические воды, и экватор, а железная коробка парохода очень нагревается в жарких солнечных лучах. У топки эти впечатления только усугубляются, несмотря на вполне приличную вентиляцию. Меня эти упражнения с лопатой стали здорово выматывать. Хорошо, что каждые сутки за кормой остаётся около пятисот километров, так что нетрудно прикинуть по карте и рассчитать, сколько вахт осталось до Кейптауна.

В знаменитом порту, расположенном неподалеку от южной оконечности Африки, мы провели три дня в ожидании рейсового парохода. Раньше такие называли пакетботами, а в моё время – лайнерами. Хотя на право именоваться словом лайнер именно эта посудина никак не могла претендовать – маленькая и неказистая. Короче – грузопассажирский пароход, выполняющий регулярные рейсы. Вот он и прибыл точно по расписанию, принял нас на борт – денег на билеты хватило, тем более что и заработали мы немного на предыдущем отрезке маршрута.

Скромная каюта, сносная кормёжка и усиленные занятия испанским – радиограмму родителям Ольги о том, когда и как мы прибываем, удалось отправить вообще без проблем. Да, в установленный срок нас доставили прямиком в порт Монтевидео, где подругу чуть не затискали совсем не старые папа с мамой.

– А это мой Ваня, – наконец очередь дошла и до меня. – Он мне только понарошку жених, а на самом деле мы супруги.

Взгляды родителей, до этого момента любопытные, разом сделались совсем другими. Причем они смотрели на меня разными глазами. Отец – правым, щуря левый, будто целился. А мама с грустинкой. Или печалью – поди, так сразу разбери! А тут ещё мальчишка лет пяти или шести внёс окончательную ясность:

– Значит, ты в Олькиной комнате будешь спать, а моя вся останется моей, – констатировал он с явным удовольствием. Русские слова он произносил без напряжения, но с лёгким акцентом.

– Хуан родился в Испании, – сразу доложила мне Оля. – В России ни разу не бывал. Когда мы вернулись домой, он остался за границей и рос при дедушке.

– Дома всё расскажешь, – мягко прервал отец. Мама кивнула и легко подхватила оба чемодана – мой и подруги. Почему-то ей никто в этом не воспрепятствовал. Потом мы ехали в открытом автомобиле дореволюционного вида – откидной верх и колёса со спицами указывали на то, что это жуткая древность даже для нынешних времён. Причем Олю за руль категорически не пустили – сказали, что она не справится без инструктажа. Да и дороги не знает.

Привезли нас за город, где в скромном доме, притаившемся среди кустов и деревьев, проживало семейство вместе с почтенных лет дедулей.

– Ещё один Хуан на мою голову, – проворчал тот, когда нас представили друг другу. Признаться, я ожидал разбора своего морального облика и упрёков в адрес Ольги, но ничего подобного не происходило. Мальчишка, как я понял младший брат моей невесты. Жены? Подруги? Пусть пока просто Оленьки, плотно заполнил эфир изложением своих взаимоотношений с соседскими ребятами. Когда я выставил прихваченную из родительского дома поллитру, в дополнение к винным бокалам были выставлены рюмки. Как я понял, при белогвардейском дедушке и малолетнем сынишке ни о чём серьезном говорить не полагалось.

Поэтому мы поделились скудными впечатлениями от пребывания на древней земле Ирана, о погоде во время морского путешествия (ужасающих штормов не случилось), услышали, что ежегодный карнавал нынче обязательно состоится, и что шерсть нынче на рынке подвисла – немцы хотели бы купить, но им не позволяют. Вот и лежит она пока без движения, теряя в цене.

– Так японцам её впендюрить, и дело с концом, – рассудил я. – Они как раз на Советский Союз готовятся бочку накатить – будут нуждаться в тёплых вещах, рассчитывая на сибирские морозы.

Пылающий взгляд дедули тут же меня остановил. Оля мгновенно это заметила и поторопилась вступиться:

– Да не бойся, деда, не полезут они к нам. Когда мы немчуру от Москвы шуганём – сразу передумают и нападут на Америку. А шерсть-то уже купят к тому времени.

Старик перестал сверлить меня взглядом и позвал какую-то Хуаниту, вместе с которой отправился укладывать внука баиньки.

– Кажется, вы стоите друг друга, – произнёс отец, проводив взором ушедших.

– Рада за тебя, дочка, – улыбнулась мама. – Вам никогда не будет скучно друг с другом. А ум – дело наживное.

Оля взглянула на меня нерешительно, а потом мы ушли. У нас по плану урок испанского.

Ноябрь в южном полушарии это аналог мая в нашем северном. То есть тепло. К тому же тут субтропики – как в Грузии. В общем, одеваются в Уругвае легко и абсолютно по-европейски. Это я приметил во время прогулок по городу – он тоже весь из себя европейский то ли на французский, то ли на итальянский манер – тяжеловесных испанских мотивов или мавританской ажурности в глаза не бросилось.

Сам Монтевидео, оказывается, оживлённый торговый порт – здесь куча разных грузов перегружается с корабля на корабль. Или из складов, куда попадает тоже с судов. А ещё в стране сейчас диктатура, разорвавшая дипломатические связи с Советским Союзом. То есть родители Ольги тут никакие не дипломаты и даже не официальные лица, а простые беженцы, как и мы. Отец устроился в одной из портовых контор, а мама – в цирке. Она там жонглирует стальными ядрами. Такими блестящими, явно хромированными. А дома – простенькими чугунными.

Оля тоже пытается, но так красиво, как у мамы, у неё не получается. А дедушка, оказывается, деловой человек. Он быстренько взял в банке кредит, скупил подешевевшую шерсть и толкнул её тем самым японцам по обычной цене. Уже успел и с банком расплатиться, и навар прикарманить. И вообще у него, кроме дома в пригороде столицы, имеется ранчо в самой середине страны.

Уругвай в войне участия не принимает, то есть считается нейтральным. И вообще я про него из своего времени ничего не помню. Но бананов тут не выращивают.

Что меня поразило, так это задание, для содействия выполнению которого нас собственно и прислали. Оказывается, нужно отыскать на дне реки Рио Негро кучу небольших, но тяжелых ящиков, которые затонули там аж в одна тысяча девятьсот тридцать восьмом году оттого, что перевернулась лодка, в которой их везли.

Почему их не искали целых три года, неизвестно. Да и место происшествия в точности не указано. Конечно, Петровичи – маменька Анна Петровна и папенька Владимир Петрович – не раз уже побывали в тех краях и с удовольствием поныряли, но ничего не нашли. Уж очень велик район поисков – река в низовьях вообще судоходна, да и в верхней части далеко не ручей. Ширина в несколько сотен метров, хотя глубины небольшие, и течение не особенно сильное. Зато вода мутная, а дно заиленное. И все эти достоинства имеют место на протяжении примерно пятисот километров.