Константин Калбазов - Фаворит. Сотник [Litres]

А ведь получается, ее и впрямь накрыло так, что мама не горюй. А его? Как он вообще относится к этой девчушке? Ведь он помнит, как во всех трех случаях… А еще думал, может, это материнское любящее сердце его бережет. Любящее, да только выходит, что вовсе не материнское.

Ох, девочка, девочка. Что же с тобой делать-то? Ну принесет ей весть Анюта. А ну как эта малолетка что с собой учудит? Ведь может. Точно может. Головка забита рыцарскими бреднями, чувства властвуют над разумом. Да она в горячке такое сотворить может, что только держись. И в самых лучших традициях оставит записку: «В моей смерти…» Об этом даже думать не хотелось.

А может, обратиться к Хованской? Все же родная тетка, взрослая и рассудительная женщина… Н-да. Насчет рассудительности это он что-то загнул. И как бы не слишком серьезно. Но с другой стороны, выхода другого не видит.

Решено, немедленно едет к Хованской! И побоку все иные дела. Ну а там будь что будет. В самом крайнем случае уйдет на нелегальное положение. Хм. Не хотелось бы. Тут вроде как все устаканивается и вырисовывается. Ну да что уж теперь-то. Кому суждено повеситься, тот не потонет.

Пройдя в светелку, Хованская замерла, оглядывая племянницу. Еще недавно статная красавица, Лиза сильно похудела, черты лица заострились, цвет лица нездорово бледный. Направляясь сюда, Ирина успела выяснить, что та практически не ест, если только поклюет, как птичка-невеличка, да водицы изопьет.

Это насколько же у Ирины от ревности помутилось в голове, что она вот так не замечала родную племянницу. И это при том, что готова за нее, как и за Николая, душу отдать. Подумаешь, девочка не была дочерью ее лучшей подруги. Это ни о чем не говорит. Родная кровь! И этим все сказано. Ближе только свои дети.

И этот паразит. Ну чего было молчать-то? Боялся прогневать. Решил, что это всего лишь девичья блажь, и не более. Побегает от нее, и само все рассосется. А вот не рассосалось. Да и не могло. Потому как Рюриковичи – они такие: если ненавидеть, то без остатка, если любить, то от всего широкого сердца. Прибить бы паршивца! Да рука не поднимается. Потому как и сердце, и разум твердят об одном – его вины в том нет. Ну разве лишь то, что отмалчивался.

– Здравствуй, девочка моя, – с теплой улыбкой поздоровалась женщина.

– И тебе здравия, тетушка, – поднимаясь навстречу, поздоровалась Лиза.

Вот так. Уважение-то девица выказывает, не без того. Но по всему ее облику видно, что великая княгиня – последняя, кого она сейчас хочет видеть.

– Поздорову ли поживаешь, Лизонька?

– Благодарствую, тетушка, поздорову.

– А вот по облику твоему того не скажешь, – покачав головой, возразила Ирина. – Да и слуги сказывают, что есть не ешь, все время грустная да задумчивая.

– То так, хандра напала.

– С чего бы?

– Не знаю. Случилось так, и все тут.

– Случилось, значит.

– Ну да.

– Ты, девонька, мне зубы-то не заговаривай. Случилось у нее, – в сердцах произнесла Ирина, но потом успокоилась.

Присела напротив племянницы и посмотрела ей прямо в глаза. Здесь и сейчас они были одни. И Хованская точно знала, что их никто не подслушивает. Если во дворце что и случалось, то только с ее ведома.

И как она могла упустить ситуацию с племянницей? Хм. А она и не упускала. Просто игнорировала, предоставив девушку самой себе. Ну, возможно, причина также в том, что, имея Ивана подле себя, она не хотела даже мысль допускать о том, что он может быть еще чьим-то. Ну и чтобы не накручивать себя лишний раз, старалась не думать о Лизе. Да она даже сомневалась, что сможет его отпустить, восхоти он на ком жениться.

Но все в этой жизни течет, все меняется, только и успевай подстраиваться. Вот и с Иваном все изменилось. Не хотелось бы, но… Племянница для нее оказалась куда дороже личных привязанностей. Было дело, она пошла на смертельный риск ради Николая. И случись беда с Лизой, также не стала бы раздумывать, а просто шагнула бы в неизвестность. Вот как сейчас.

– Что, так сильно любишь? – тихо и проникновенно спросила Ирина.

– Откуда… – испуганно начала Лиза, а потом словно прозрела: – Он? Не может быть!

– Конечно, не может, – не моргнув глазом, подтвердила женщина. – Нешто ты думаешь, у меня во дворце нет глаз и ушей? Нашлось кому обсказать. Знать, верно мне все донесли – любишь, и по-настоящему.

– А тебе какое до этого дело? – неожиданно для самой себя огрызнулась девушка.

– Лиза, – ласково и в то же время осуждающе произнесла Ирина.

– А что «Лиза»? Как тебе влюбляться в стрельца – так не зазорно. А как мне – так и думать не смей!

– Отчего же. Любовь – она прекрасна и приходит, не спросясь, – вздохнув и невесело улыбнувшись, ответила Ирина. – Это же счастье, когда любишь, пусть порой та любовь и бывает жестокой. Вон как с нами вышло. Втрескались в одного и того же мужчину. Правда, горько оттого нам обеим. Но лучше уж испить эту чашу полыни, чем и вовсе не познать любви.

– Вот, значит, как ты заговорила? Тебе-то чего горестного, коли держишь Ивана подле себя на привязи, шагу ступить не даешь?

– Да не держу я его. И вообще сегодня сказала, что все кончено.

– А что так-то, тетушка? Разлюбила? – подпустив ехидства, поинтересовалась девушка.

– Если любишь, то разлюбить уж не получится. Оно с тобой до конца дней твоих. Или то и не любовь была вовсе. Но интересы престола требуют, чтобы я вышла замуж. Брату твоему нужна поддержка. Потому я Ивана и отстранила. Хотя видит Бог, как сильно стонет мое сердечко. Вижу, и ты его любишь. Причем сильно. Вон как извелась. Да только погубишь ты его.

– С чего бы это?

– А ты не понимаешь? Кто он? Стрелец. Кто ты? Законная наследница престола Русского царства. А ты как думала! – вперив строгий взгляд в подскочившую девушку, припечатала Хованская. – И это останется неизменным, даже когда у Николая народится дите. Только очередь твоя станет уж не первой, а второй. И так будет, пока ты не выйдешь замуж. Таковы наши законы, Лиза, и не нам их рушить. Не гляди так. Особа царских кровей, даже в моем случае, не может выйти за дворянина менее чем в седьмом колене. Дослужись Иван хоть до боярина, что неимоверно трудно, но возможно, и тогда ничегошеньки не изменится. Помнишь, в пять лет ты поймала птаху?

– Зачем напоминаешь? – несмотря на общую бледность, зарделась в смущении девушка.

– А затем, что ты ее тогда от избытка любви задушила, хотя и не желала ей зла. Вот и Ваню ты погубишь, коли не оставишь его. Никто не сможет запретить тебе любить. Но любовь – она ведь подразумевает заботу о дорогом тебе человеке.

– И что мне теперь делать? Вздыхать и охать?

– Постарайся чем-нибудь себя занять. Труды и заботы хорошо отвлекают. А еще смирись и прими свою судьбу. Тогда и сердцу легче станет, и думать о милом будет не так больно. Прости, но ничего иного я посоветовать не могу, – вздохнув, закончила Ирина.