Валерий Большаков - Второй шанс адмирала

Ждать пришлось почти час. Потом далеко на севере показался паровозный дым – по косой он уходил в чистое, блёкло-голубое небо, словно вылинявшее на жарком солнце.

– Едут!

Боцман кивнул. Особой ненависти к немцам у него не было. Домовитый и хозяйственный мужик, он не зря звался Боцманом. Ему и в самом деле приходилось занимать эту должность на крейсере Балтфлота. Перевели на ЧФ, а тут как раз и война, и кавторанг с ходу: «В диверсанты пойдешь?»

А чего ж не пойти? Боцман на гитлеровцев обиды не держал, для него все было просто: сидите за границей и не рыпайтесь! Полезли на нашу сторону? Ну, сами виноваты. Получите и распишитесь!

Далекий гудок донесся, словно в мирное время. «Поезд «Москва – Владивосток» прибывает на первый путь…»

– Готовы?

Тося замедленно кивнул, пристально глядя на приближавшийся состав. Пальцы его нежно гладили рукоятку взрывной машинки.

Пыхтя паром, лязгая сцепками, поезд накатывал и накатывал.

Уже можно было различить отдельные платформы с укрытыми брезентом танками, цистерны с горючим, товарные вагоны с боеприпасами и даже парочку пассажирских – для личного состава.

Боцман прислушался.

Едва слышная, донеслась трель губной гармошки.

На войну, как на праздник…

Состав покатил по насыпи. Тося бешено закрутил ручку генератора и резко повернул включатель. Ахнул взрыв.

Сначала блеснуло пламя, вспухая огненным горбом, подкидывая сразу пару вагонов, складывая их «домиком», и ударил резкий грохот.

Паровоз остался на путях, а вот «пульман», прицепленный сразу за тендером, медленно накренился, упал и покатился вниз. Две сложившиеся платформы, вставшие почти вертикально, опрокинулись вместе с танками, а остальной состав, разогнанный километров до пятидесяти в час, наезжал и наезжал, сходил с рельсов и сходил, валился и валился под откос.

Цистерна прокатилась по обрыву, столкнулась с танком, лежавшим вверх гусеницами, и лопнула. Потоки бензина хлынули во все стороны. Следующая ли платформа высекла искры или еще что, но горючее вспыхнуло с коротким гулом, добираясь до того места, куда летел, переворачиваясь, вагон со снарядами.

От удара вагон рассыпался, тяжелые ящики вынесли крышу, и какие-то боеприпасы сдетонировали. Жидкому пламени, окатившему ящики, уже нечего было поджигать – ему навстречу рвался огонь разящий.

Разрывы снарядов сливались во вздрагивавший грохот, осколки веером разлетались вокруг, скашивая высокую траву и кустарник.

Разведывательно-диверсионная группа разом уткнулась, вжалась в землю.

– Уходим! – крикнул Боцман, и все стали отползать, покидая пригорок.

Ревело пламя, пожирая деревянный подвижной состав, бабахали снаряды, а вот человеческих голосов слышно не было – в буйстве огня и раскаленной стали не было места немощной плоти.

«А мы вас не звали!» – усмехнулся Боцман.

– Сигнал послала? – спросил он вслух.

– Угу, – кивнула Маня. – Они уже должны были вылететь.

РДГ успела отойти на пару километров, когда в восточной части неба проявились несколько точек – это шли бомберы «ДБ-3Ф».

Истребители прикрытия кружились в небе, пока бомбардировщики заходили на цель.

Платформы, танки, разбитые вагоны – все это сгрудилось в низине между насыпью и цепочкой невысоких холмов, горело и дымилось.

ФАБ-250 добавили огня и гари.

Сбросить танки с путей – этого мало. Бравые ремонтники живо починят бронетехнику, и та снова поползет на советские окопы.

Следовало так «изнахратить» танки, по выражению командующего ВВС флота, чтобы они годились разве что на переплавку. Вот бомбы и падали, добивая то, что не было добито.

С высоты были видны бегущие человечки, похожие на хлопотливых мурашей. Пара бомб, угодившая неподалеку, буквально сдула их.

«А мы вас не звали!»

…Зенитный дивизион пятибатарейного состава расположился в пяти километрах к северу от Чернаводского моста. Старшего лейтенанта Гошу Томина назначили командовать пятой батареей, «крайней», как ее называли.

Это было его первое назначение после училища, и Томин очень гордился, что попал в Добруджу – это было так интересно.

Заграница!

Старлей получил под свое начало четыре грузовика «ГАЗ-ААА», в кузовах которых были установлены 37-миллиметровые автоматические зенитные пушки.

Трехосные «Газоны» были расставлены вдоль берега, загнанные в свежевырытые капониры, а поодаль стояли еще три машины – полуторки. Две – для перевозки боеприпасов, а у третьей в кузове находился счетверенный «Максим».

Старший батареи старшина Ляхов гонял молодь, приучая к дисциплине, а командиры огневых взводов тренировали свои расчеты – наводчиков по азимуту и по углу возвышения, установщиков скорости и дальности. Заряжающие, пока суд да дело, вскрыли ящики с боеприпасами и снаряжали обоймы – по десять обойм к каждому орудию, чтоб не бегать потом.

Тяжело в учении, легко в бою.

А когда учение кончится – лопаты в руки, и марш на рытье окопов да противовоздушных щелей.

Томин проверил схрон с припасами: двадцать пять ящиков со снарядами, десять – с патронами и столько же – с тушенкой. Даже свежий хлеб был – командир дивизиона поделился.

Укрытые масксетью, стояли в рядок четыре бочки с горючим.

А КП батареи выглядел как шатер папуаса – четыре жерди удерживали масксеть. Юркнув в ее зыбкую тень, старлей поднес к глазам бинокль и внимательно осмотрел противоположный берег.

Никакого движения – румыны давно оставили попытки атаковать, поскольку их было очень удобно расстреливать. А вот форсировать Дунай ночью «мамалыжники» не решались.

Нет, одна попытка была. Благо как раз подъехала машина с зенитным прожектором – прошлись лучом по ночной реке, и вот они, пловцы-гребцы. Дали очередь из зенитки осколочными и мигом отбили всякую охоту к ночным заплывам…

– Товарищ старший лейтенант! – заголосил часовой. – Вижу самолеты противника!

– Батарея, к бою!

Все забегали еще шибче, но не было той сутолоки и неразберихи, как в первые дни «учебки», – старшина свое дело знал. Зенитчики действовали как учили – подносили снаряды, заряжали, наводили.

Масксеть на КП задерживала слепящее солнце, и Томину были хорошо видны подлетавшие самолеты. Шли французские «Потезы», 63-и, несколько английских «Бристолей-Блейнхемов» и один «Блох».

– Курс девяносто, высота тысяча, скорость триста пятьдесят! Одиночная воздушная цель!

В самом деле – одиночная. Бомбардировщики расходились «вилкой» – одна группа забирала к югу, другая к северу, и лишь единственный «Блох» МВ-210 продолжал идти прямо на восток.

Прямо на пятую батарею.

– Огонь!

Мелкокалиберные снарядики достали «Блоха» на большой дальности, повредив левый двигатель, и самолет пошел на снижение. Создавалось такое впечатление, что МВ-210 врежется в обрыв.