Михаил Алексеев - Воскресное утро (СИ)

Обед был плотным и вкусным. Только сев за стол, Смирнов понял, как он проголодался. Выйдя после обеда из столовой, лейтенант присел на свой чемоданчик и закурил, с интересом оглядывая царившую вокруг него суету. Что еще ему бросилось в глаза, так это обилие больших автомобилей опять же неизвестных ему марок. Правда, на радиаторах некоторых он видел марку «ГАЗ», но они совсем не походили на известную ему полуторку. Покурив, он пошел по направлению шумному собранию возле одного из больших танков. Как он понял из потока слов, который извергал командир на механика-водителя, перемежая русский командный матерным разговорным, чтобы доходчивее было — последний допустил какую-то оплошность, приведшую к проблемам с двигателем. На танке были подняты моторные жалюзи и Смирнов смог посмотреть, что там стоит внутри этого монстра. И удивился в очередной раз — как он понял — двигатель стоял поперек корпуса. На всех известных ему танках он ставился продольно. Походив вокруг танка, он приблизительно оценил калибр его пушки не менее чем в 120 мм. Кроме пушки сверху, на башне был закреплен крупнокалиберный пулемет, второй пулемет калибром меньше был спарен с пушкой. Углы наклона брони практически не оставляли шанса на попадание снаряда под прямым углом. Он был само совершенство. Теперь лейтенант Смирнов знал свою мечту.

К вечеру, в лагерь вошла колонна 23 МСП из Белостока. Ну, тут Сергею было все известно и понятно — полуторки, трехтонные «ЗиСы», бронеавтомобили. Танков не было, и Сергей задумался, на какой же технике придется служить ему? Найдя с помощью красноармейцев командира полка майора Тарасова Г.Г., лейтенант представился ему. Майор сам торопился с докладом к командиру дивизии, поэтому представление и назначение на должность было коротким. Командир пожал ему руку, поздравил с прибытием в часть и немного подумав, сказал, чтобы лейтенант Смирнов принимал взвод тяжелых бронеавтомобилей БА-10, которыми пока командует старшина-сверхсрочник. Приказ о назначении и постановке на все виды довольствия будет завтра. Ночевал Смирнов уже с взводом. Старшина оказался немногословным, сухим, жилистым мужиком лет за 30. Передавая должность, если и обиделся — вида не подал. Он оставался во взводе заместителем. Броневики во взводе были новые и все радийные — НКВД пользуясь своими возможностями, снабжало свои части лучшим оружием. Личный состав тоже был опытный, меньше года службы не было ни у кого. В общем, не все так плохо, учитывая, что он избавился от мечты покрасоваться на БТ-7, заменив ее на еще более красочную. И вот сейчас они ждали своей очереди, чтобы занять место в окопах и пройти так называемую «обкатку».

Хотя они и сами были в некотором смысле танкистами — приказано было пройти ее всем, включая штаб полка. Обкатывали новыми танками — теми, большими. Называли их Т-72. Оказалось это не такое простое дело — некоторые бойцы выскакивали из окопов при подходе танка и пытались убежать. Другие отказывались спускаться в окоп. В обоих случаях два солдата в касках затаскивали «бегунов» и держали их в окопе пока над ними не пройдет танк. Во взводе лейтенант Смирнов прыгнул в окоп с двумя муляжами противотанковых гранат первым. Во-первых, хотелось себя испытать, во-вторых, пример для личного состава.

Танк накатывался, и его мощь уже метров за 100 передавалась дрожью земли. Смирнов, высунувшись из окопа, смотрел в щель между бруствером и козырьком каски на надвигающуюся на него махину и чувствовал, как в его душе поднимается страх. И только усилием воли он его подавлял. Где-то он стал понимать тех, кто пытался бежать. Однако показать свою слабость не мог и поэтому метнул первую гранату под гусеницу танку метров за 15, после чего присел, вжавшись в угол окопа и моля судьбу, чтобы окоп выдержал. Танк, накрыв тенью, обдав его грохотом и вонью двигателя, лязгом траков и вибрацией окопа, прошел дальше и Смирнов, с видимым облегчением распрямляясь, бросил вторую гранату ему на корму. Его взвод тоже выдержал это испытание.

Весь день 19 и до обеда 20 июня, Николай потратил на то, чтобы узнать что — нибудь о симпатичной официантке. Напрямую подойти к ней он стеснялся, да и она была загружена работой и обустройством на новом месте. Вечером же, из палаток, где жили официантки и медсестры, долго звучала незнакомая музыка на русском и английских языках, прерываемая молодым задорным смехом. Утром лейтенант сумел познакомиться с одним сержантом-курсантом из полка новичков, назначенным летчиком-наблюдателем. Шести курсантам не хватало до окончания учебной программы несколько часов самостоятельного налета на боевых «МиГах», но командиры решили, что это они смогут выполнить и на «спарке». Так вот этот курсант и пел под гитару вечером в палатке. Коля выспросил у него все, что он знает об этой девушке. Оказалось, что большинство из официанток — дочери летчиков, инженеров и техников их Центра. В основном им по 17–18 лет. И Лена, так ее звали, не исключение — отец ее майор Курочкин инженер ТЭЧ. Лейтенант смущаясь, попросил курсанта взять его вечером с собой. Курсант, подсмеиваясь над стеснительным лейтенантом, пообещал его не забыть. И выполнил обещание. Вечером лейтенанта ВВС РККА Николая Егорова, красного от смущения (хорошо в палатке был полумрак), представили дамскому обществу. Пытаясь пройти на свободное место лейтенант, не разглядев, ударился лбом об опорный столб палатки, чем еще больше развеселил компанию. Сконфуженный он уселся с краю, в уголок потемнее, стараясь не привлекать более к себе внимания, и огляделся. Общество состояло из девчат официанток, медсестер, шести вышеупомянутых курсантов и к удивлению Егорова — нескольких лейтенантов из других эскадрилий его полка. Девчонки и тут были одеты примерно, так же как и тогда когда он их увидел впервые. А тут еще к тому же они еще и сидели…, в общем, Коля старательно отводил глаза в стороны, дабы никто не подумал, что он подсматривает. Да вот беда — девчата сидели со всех сторон, так что хоть глаза закрывай. А вот курсанты как бы и не замечали таких мелочей. На одной из тумбочек стоял аппарат, называемый новичками "магнитофон» и из него лилась музыка. Николай подивился громкости и разборчивости воспроизведения. Песни были странные, чаще всего очень ритмичные и на английском языке. Под магнитофон рассказывали анекдоты, причем, иногда такие, что лейтенант Егоров краснел, или разные смешные истории. Пытались танцевать, но тут представители 161 полка выпадали из общения полностью, а шестерых курсантов было маловато. Правда, как они называли — «медленные танцы» — были не сложны и товарищи из его полка понемногу осваивались в обществе. Сам Егоров пока стеснялся и еще больше стеснялся этого чувства. На Елену он старался не смотреть, хотя глаза косили сами собой. И куда подевалась лихость летчика — истребителя?