Юрий Валин - Октябрь, который ноябрь (СИ)

- Ну, погодь, Фелекся! Ох, Фелекся...

Уже не на четвереньках, а на ногах, касаясь ступеней лестницы огромными кистями рук, взлетел вверх, плечом бахнулся в дверь. Не заперто, слав те, господи... Темная комната, будуар или как его тут... показывал князь гарсоньерку (тьфу, пакостное название!), хвастал, завлекал...

Топая по ковру, пытаясь разглядеть, куда бечь, старец услышал, как в полуподвале по-детски скулит перепуганный князь-хозяин, вот застучали по лестнице каблуки. Это он наверх побежал, уж точно наведет душегубцев...

- Фелекся, ох, Фелекся... - хрипел старец, отшвыривая с пути банкетку. Понаставят невесть чего, мебелей дурацких уйма. Чуть не сшиб кривоногий, весь гнутый-перегнутый, столик. Да вот же она - дверь!

Чутье вело дальше, к сквознячку, к входным дверям, к жизни! Двор должон быть, там с мотора сходили. Эх, шубу оставил, новая же шуба. Эх...

- Ну, Фелекся, ответишь...

Вот дверь входная. Только бы за нее выскочить. Какой замок-то здесь?!

Длинные пальцы по наитию нашарили запор, дверь распахивалась тяжко, но распахивалась, распахивалась!

Старец, спотыкаясь и делая огромнейшие шаги, выбежал во двор - тьма ночи снежила крупными, влажными хлопьями, на мостовой двора виднелись полузанесенные следы колес - мотор здесь разворачивался. "Роллс-Ройс-Рандоль" [1]- шикарный авто, в таком по прошпекту, словно в царском вагоне плывешь-катишь.

- Погоди, Фелекся, уж будет те...

На ходу сообразив, что к автомашине или к запертым воротам бежать бессмысленно, старец устремился к забору. Калитка должна быть. Да разве разглядишь: снег слепит, да еще сугробы в глазах прыгают-качаются. От двери дворца вслед вроде что-то закричали, донесся выстрел. Дострелят!

Григорий в отчаянии завертелся на месте.

- Куда, дурак?! - злобно зашипели из-за сугроба. Вскинулась навстречу фигура в светлой шинели, боднула в бок, сшибла, увлекла за белый снежный горб. Над головой свистнула пуля.

- Ваше высокоблагородие! - умилился старец, сплевывая кровь, но от счастья не чувствуя боли. - Благодетель!

- Заткнись, пьянь косматая! - зашипел спаситель, страшно топорща длинные усищи. - Лежи, стрельнут сейчас. Да где ж она?!

Длань спасителя - рослого жандармского полковника, мордатого, пухлощекого, истинного красавца, - цепко ухватила старца за бархатные штаны на заднице, вжала в сугроб.

Донесся выстрел - вроде прямехонько сугроб и расстреливали - это от дверей из левольверов садят.

- Всем стоять! Работают спецслужбы! Оружие на землю! - звонко и отчетливо проорали с иной стороны.

Старец подивился тому, что голос вроде бабий и приподнял голову.

У дверей дворца плотной кучкой замерло несколько фигур, еще одна тень присела на колено подалее у желтой стены - целилась в шайку убийц разом из двух огромных пистолетов. Неужто, баба?! По стройности так вполне...

- Барышня, а идите-ка к черту! - после замешательства откликнулись от дверей. - Дьявол должен сдохнуть и сегодня он определенно умрет. Не дадим уйти скотине.

- Дадите, Владимир Митрофанович, - вполголоса заверила баба. - Вам же лучше будет.

Теперь двое убийц целились в нее и неспешно, боком, двигались к ограде и спасительным сугробам. Еще кто-то из заговорщиков так и остался торчать у дверей.

- Ваше превосходительство, у вас же револьвер на боке, - в ужасе прохрипел старец затаившемуся жандарму. - Доставайте. Убьют меня!

- Лежи, засранец, без твоих советов разберемся, - шепотом пробасил усач.

- Владимир Митрофанович и вы, князь! Еще шаг и я стреляю, - весьма безучастным тоном предупредила коленопреклоненная девка, поджимаясь в комок, но, не опуская маузеры.

- Да сгиньте, мадмуазель-потаскуха! - истерично вскрикнул Юсупов и выстрелил.

У стены непонятной девицы вроде как уже и не было - вмиг перекатилась, распласталась лягушкой на заснеженной брусчатке, почти невидимая, вся в сверкании вспышек выстрелов. Сквозь частый грохот маузеров донесся крик боли. Смолкло...

Убийцы лежали посреди двора: один корчился, другой прикрывал голову локтями. Вот начал вытягивать руку с пистолетиком...

- Слушайте, Пуришкевич, ну глупо же, - на сей раз весьма раздраженно молвила баба - обряженная во что-то бело-пятнистое, она почти растворялась на фоне снега. - Оставьте в покое свой "саваж" или я вам сейчас мозги вышибу. Вы, конечно, в монетку попадаете и на иные фокусы способны, но тут вам не тир.

- Не уйти мерзавцу! - упрямо процедил лежащий. - Мы спасем Россию!

Старец узнал голос - Пуришкевич! Точно, он, гнида думская. Глубокий заговор измыслили! И на кого руку поднял, рыло бородатое?!

- Вот и спасайте Россию, - разрешила баба. - А Распутин мне нужен. Для опытов. У меня крысы кончились. Так что мы его забираем. Безвозвратно, то есть навсегда.

- В каком смысле? - не скрыл удивления змей-Пуришкевич.

- В любом, - исчерпывающе пояснила спасительница. - Больше не увидите вашего драгоценного старца. Эй, полковник!

- Я, ваше сиятельство! В полной готовности! - молодцевато гаркнул разом оживший засугробный жандарм.

- Уводите задержанного. Аккуратно, вдоль забора. А то у господина Пуришкевича возникнут всякие искушения, у него пистолет еще не разряженный, - пояснила звонкоголосая бабенка.

- Пополз на коленках и поживее! - жандарм без всякого почтения дернул умирающего старца за шаровары, одновременно пнув сапогом по ногам.

- Не могу. Обессилил, - прохрипел Распутин, действительно, как-то враз утерявший остатки сил.

- Не, ну, не шмондюк ли?! - возмутился жандарм. - Спасаем непойми кого, будто приличных кандидатур нет. Ползи, бабский целитель!

Старец ответил умирающим стоном.

Жандарм выругался - почему-то иноязычно - ухватил раненого за ноги и поволок вдоль забора.

- Вы что там за дискуссию устроили? - сердито поинтересовалась дамочка.

- То ли симулирует, то ли помирает, - прокряхтел жандарм, буксируя спасаемого, он не забывал предусмотрительно пригибаться. - И вообще чего-то он чересчур тяжелый.

Баба с пистолетами выругалась - правильно, вполне по-русски и сказала лежащим заговорщикам:

- Господа, если сегодняшнее увлекательное времяпровождение окажется напрасным и старец околеет, я очень расстроюсь. И у меня возникнет мысль вернуться и прострелить князю вторую ногу, а с вами, Митрофаныч, серьезно побеседовать. Есть у меня догадки, что Россия и без вашего черносотенного участия вполне спасется.

- Послушайте, а кто вы вообще такая? - отозвался Пуришкевич.

- Мое имя слишком широко известно в узких кругах, дабы звучать в поганых сырых дворах. Давайте-ка, без имен и официоза. Лучше перетяните Феликсу ляжку, там кровопотеря гарантированно солидная. Шевелитесь, я стрелять не буду.

- Вы удивительно милосердны, - с иронией отозвался думец.

- Не держите зла, Владимир Митрофанович. У меня в планах стояла сугубо гуманитарная акция, могли бы вообще без пальбы обойтись. Но когда в меня стреляют, начинаю нервничать. Объясните князю на будущее. Да, и привет Ирине Александровне непременно передавайте.