Елена Хаецкая - Ульфила

Тут вошел солдат, принес собеседникам вина. Рожа мрачная, сам неуклюжий. Эквиций вскипел: неужто раба не могли прислать? Где это он шляется, мерзавец? И легионеру махнул немилостиво: давай, иди отсюда.

Затем к Алавиву обернулся:

– Так нужно понимать, что родич твой, этот Фритигерн, с заклятым врагом нашим Атанарихом насмерть враждует?

– Совершенно верно, – спокойно подтвердил Алавив.

Лицо у вези невозмутимое, взгляд холодный – Эквиций даже поежился. Вот бы ему такую выдержку. Яснее ясного дал ему понять Алавив: хоть и враг Атанариху родич его Фритигерн, но Ромейской Империи тоже не друг.

И заговорил о битве с Атанарихом, которая уже прошла.

Из рассказа молодого готского посланца выходило, что Атанарих-то перевес в силе имел и Фритигерна потеснил, так что вынужден был отступить Фритигерн. И теперь старый князь опять торжествует.

Очень осторожно осведомился тогда Эквиций, в чем горечь, о которой только что говорил уважаемый собеседник?

– В том, что я – здесь и прошу у Империи помощи для родича моего Фритигерна в его борьбе против Атанариха.

Ромеям в везеготскую усобицу вмешаться?

А Алавив вдруг на Эквиция надвинулся, окатил резким запахом выделанных кож и пота – едва не закашлялся легат.

– Вспомни, легат Эквиций, как поддержал Атанарих мятеж Прокопия.

Надо же, даже имя узурпатора помнит – а ведь сопляком, небось, в те годы был. У Алавива же впервые за весь разговор мелькнуло в глазах какое-то чувство.

– Наши вези через атанарихово легкомыслие до сих пор рабами по всей Империи маются. Легко ли их из головы выбросить? Вот и настало время поквитаться, ромей, – сказал легату Алавив, забывшись.

Но легат фамильярности даже не заметил. Да, настало время разделаться с Атанарихом, этой ходячей угрозой безопасности римских границ. И теперь это можно сделать руками тех же вези, а уж кто лучше, чем сами вези, знает, как взять за яйца грозного князя? Скорее бы оповестить Валента, какая удача привалила. В уме уже прикидывал, сколько дней пути до Антиохии, где ныне Валент со своим двором обитал.

А Алавив напротив сидит, глазами легата сверлит. Головой покачал и сказал, отбросив вежливость и приличия:

– Решайся, ромей.

И ромей решился.

– Ну… Хорошо, Алавив, будь по-твоему. Я посланца к Валенту отправлю, ибо как без императорского соизволе…

Перебив собеседника посреди слова, Алавив расхохотался.

Эквиций побагровел от смущения и гнева, кулаком по столу стукнул.

– Ну, довольно! Римляне – не варвары. Нами правит дисциплина. Император для того надо мной поставлен, чтобы никакого самоуправства в армии не было.

Алавив хохотать перестал, насмешку в глазах спрятал.

– Я тебя спрашиваю, не Валента. У тебя – легион. Вот молодые вези, которым надоел старый князь, Атанарих, враг твой и мой. – Алавив рукой широкий жест сделал, будто показать хотел, вот они, молодые вези. – Ты даешь нам солдат?

(…И тогда грабеж, который все равно начнется через неделю, можно будет списать на бесчинства вези… Что с варваров взять?..)

Эквиций вздохнул, еще вина себе налил.

– Ты знаешь мой ответ, Алавив, – сказал он.

И велел принести карты, чтобы обсудить с этим вези, где лучше им совместными силами Атанариха прижать.

И прижали Атанариха. Крепко прижали. Меньше всего ожидал от Фритигерна, что тот к ромеям за помощью побежит. Даже когда о том донесли, не сразу поверил. Однако же – вот он, никопольский легион, из Фракии пришел и у Нов через Дунай переправился. За ним запоздалое благословение Валента из Антиохии прискакало: разрешаю, мол, по Атанариху ударить. Спасибо, ваше величество, уже ударили.

И бежал к северу Атанарих с верными людьми от Фритигерна, объединившегося с ромеями. А земли атанариховы за Истром люди Фритигерна заняли и своего предводителя назвали вождем и князем.

Для Римской Империи вражда внутри везеготского племени предстала поначалу сплошной удачей. Ибо Фритигерн, в отличие от непримиримого Атанариха, потомственной враждой к Империи не болел и охотно шел на соглашение с ромеями.

Отличные воины вези. И лучше с ними в мире жить, тем более, что от персов забот по горло, не разорваться. Потому Валент с облегчением вздохнул, узнав, что вместо Атанариха стал Фритигерн.

Ему было бы еще легче, если бы Атанарих каким-нибудь случайным образом в ходе всех этих усобиц умер. Однако ж ушел старый волк к Днестру, и никто не смог остановить его.

Надумал тогда Валент, чтобы совсем уж ему спокойно было, Фритигерна приручить. Пусть бы принял готский властитель ту же веру, какой ромеи держатся. И глаз выжидательно прищурил: ну, что на это Фритигерн скажет?

Фритигерн сказал «да». Только попросил проповедников прислать толковых и таких, чтобы на готском языке говорили.

Когда Ульфила от Валента приехал, Фритигерн на охоте был, так что посланцев новой веры без князя встречали.

Сильно разочарованы были вези.

Ждали роскошного патриарха при всех регалиях, а вместо того явился сухой, костлявый старик в простой одежде. А что спина прямая – так какой вези с прямой спиной не ходит?

Усталым выглядел. От мяса отказался, хотя видно было, что голоден. Сжевал кусок хлеба, вином запил. Юношу, который сопровождал его повсюду, как сын, отпустил, и тот убежал к княжеским дружинникам из лука по мишени бить. Сам ушел в холмы, никого с собой не взял, сказал, что побыть в одиночестве желает.

Фритигерн перед самым закатом вернулся с охоты. Ворвался на двор веселый, рот в крови – взяли оленя и печень сырую съели. «Что, епископ-то приехал?»

Мгновенно заметил среди дружинников чужака, глазами с ним встретился, головой коротко кивнул, чтоб подошел.

Меркурин подошел, лицо поднял. Фритигерн на коне сидит как влитой, плащ на Фритигерне белый с оторочкой из серебристых шкурок – у сарматов плащ этот взял. Солнце золотом его умывает. Взор у Фритигерна ласковый, сонный, как у змеи.

– Кто таков? – спросил князь.

Меркурин назвался. И сразу об Ульфиле заговорил – все равно же про него Фритигерн спросит. Так мол и так, епископ в холмы ушел.

Фритигерн без худого слова коня повернул и со двора поехал.

– Как ты его в холмах-то отыщешь? – спросили князя.

Фритигерн даже головы не повернул. Только сказал:

– В этих холмах я любого найду.

И нашел.

Смотрел Ульфила, как со стороны заката всадник на него несется, любовался. А тот коня осадил, как с Ульфилой поравнялся.

– Ты, что ли, служитель новой веры?

Ульфиле вдруг Евсевий вспомнился. Видать, не всем дано величие источать, как тому старцу. И потому просто ответил:

– Я.

Фритигерн спешился, коня за узду взял. И пошли на восход луны.

Сперва молчали, только снег под ногами хрустел. Потом вдруг спросил князь: