Геннадий Марченко - Мне снова 15…

Бог с ним, лишь бы народу нравилось, пусть даже вкусы у всех разные.

– Добрый вечер, дорогие друзья! – стоя поприветствовал я многоуважаемую публику. – Сегодня по многочисленным заявкам наших радиослушателей, телезрителей и онлайн-пользователей мы организовали концерт выдающегося исполнителя современности, пока ещё не народного и даже не заслуженного артиста СССР Егора Мальцева. Просьба выключить свои мобильные телефоны, чтобы не мешать артисту и окружающим.

Пока народ с улыбкой переваривал услышанное, я сел и, откашлявшись, запел. Начал с вещи, которую лет через пятнадцать исполнит Геннадий Белов – «На дальней станции сойду». Затем подался в романтику странствий – спел одну из первых по-настоящему бардовских песен «Бригантина поднимает паруса» на стихи, как я упомянул всуе, погибшего на фронтах Второй мировой Павла Когана. Дальше – больше лирики, теперь уже возьмёмся за Антонова и его хит «Крыша дома твоего». Вижу, как публика слушает, затаив дыхание и раскрыв рот, а мама с Катькой смотрят на меня словно на восьмое чудо света. Понятно, родственничек рожает хиты как из рога изобилия, офигеешь тут. Чувствую, придётся задним числом как-то выкручиваться.

А я тем временем снова ударился в морскую роман тику, продолжая эксплуатировать творчество Антонова и выдав на-гора шлягер «Море». Потом решил кое-что вспомнить из прошлого выступления на кухне, наверняка те, кто там присутствовал, хотели бы снова услышать понравившиеся песни. Теперь они уже понравились всему двору.

Когда минут через сорок я почувствовал, что начинаю сипеть, заявил:

– Друзья, а сейчас исполняется последняя композиция этого вечера. Называется «Сиреневый туман», песня народная, автор неизвестен.

Так в принципе и было, хотя несколько человек пытались приписать авторство себе. Самой правдоподобной считалась версия с авторством композитора Юрия Липатова, якобы песня была написана им лет пятнадцать тому назад, если брать за точку отсчёта 1961 год. Ну я особо ни на что и не претендовал, просто спел одну из своих любимых вещей.

Меня долго не хотели отпускать, все просили исполнить на бис то одну, то другую песню, особенно настаивая на «Вальсе-бостоне», но я твёрдо заявил, что всё: связки могут не выдержать, и тогда я им уже никогда ничего не спою. Отбиваться помогала мама, объясняя, что у меня утром тренировка в футбольной школе и мне нужно выспаться, и вообще ребёнок с обеда некормленый, а на часах уже половина девятого. В общем, кое-как отбились, пообещав дать аналогичный концерт примерно через неделю. А Муха крепко хлопнул меня по спине, выражая таким образом свой восторг.

– Ну ты, Егор, даёшь! – При маме он, похоже, не рисковал называть меня Штырём. – Обалденный концерт, надо ребятам рассказать. А что ты там нёс о каких-то мобильных телефонах, об этих… пользователях и онлайне?

– Да это так, шутка, – обезоруживающе улыбнулся я, увлекаемый родичами домой.

Блин, как же горели подушечки пальцев левой руки! Первым делом я сунул руки под струю холодной воды, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Да, ребята, это мне ещё придётся помучиться, прежде чем нарастут те самые мозоли, без которых не бывает настоящих гитаристов. Может, на клавишные переключиться, пока не поздно? Нет уж, гитара – моя первая и главная любовь всей жизни. За классный Gibson, на котором играл какой-нибудь Джими Пейдж, и душу продать можно, скажу я вам.

Позже, когда я наворачивал вареники с картошкой и луком в сметане, мама с сестрой устроили мне настоящий допрос. Отвечать с набитым ртом было не очень удобно, в итоге я заявил, что у меня открылся талант к сочинительству, и предложил эту тему закрыть. А сам подумал, что завтра же пойду в канцелярский магазин, куплю нотные тетради, а затем отправлюсь в Агентство по авторским правам и зарегистрирую песни. Если, конечно, меня как несовершеннолетнего не пнут коленом под зад.

Не пнули. И в ВУОАПе изрядно удивились, когда ознакомились с содержимым моей папки, в которой лежали ноты и тексты почти двух десятков песен. Отобрал вещи, к которым по большому счёту трудно придраться. Никакой политики, никакого блатняка, сплошная лирика. Если и придираться, то к аполитичности. Особняком стоит песня «Журавли», беззастенчиво украденная мной у Гамзатова и Френкеля. Тут хоть и лирика, но такая, что за душу берёт. Честно говоря, у меня сразу возникла мысль предложить её Марку Бернесу, потому что только его я и видел среди потенциальных исполнителей.

Некто Владимир Григорьевич Нетребко (может, и родственник Анны Нетребко, мелькнула мысль, но, скорее всего, однофамилец), к которому меня направили, придирчиво изучил нотную запись каждой песни, показал тексты какому-то Михаилу Петровичу, тот особенно заинтересовался «Журавлями», хмыкнул и спросил, строго глядя мне в глаза:

– Молодой человек, а это точно ВЫ сочинили?

Я про себя тяжело вздохнул, врать было тошно, но ведь, с другой стороны, эти вещи всё равно никем пока больше не придуманы, что уж тут миндальничать. А потому, не отводя глаз, твёрдо ответил:

– Я.

– Хм, – Михаил Петрович вновь уткнулся в текст, – любопытно было бы послушать это в музыкальном сопровождении.

– Так вот же у вас пианино стоит, – кивнул я на инструмент.

– А исполнять кто будет? – в свою очередь поинтересовался Нетребко.

– Если хотите, то я могу аккомпанировать сам себе, но лучше бы вы сыграли, а я спел. А в будущем я вижу в роли исполнителя Марка Бернеса.

– Бернеса? Однако… Вот так сразу и Бернеса. Что ж, давайте попробуем, я наиграю, а вы споёте.

Владимир Григорьевич сел к инструменту и, глядя в ноты, начал играть вступление. А потом я запел:

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей…

Нет, всё-таки мне ещё далеко до Марка Наумовича, но впечатление на присутствующих я произвёл. Михаил Петрович в чувствах высморкался и тем же платком протёр запотевшие линзы очков. А Нетребко пристально и долго глядел на меня и в итоге констатировал:

– Что я могу сказать… Вещь неплохая, безусловно, она завоюет своего слушателя. И слова правильные, за душу берут. Хочется верить, что это действительно ваше произведение. У вас есть талант, молодой человек! Вы учитесь в музыкальной школе?

– В этом году закончил восьмилетку и подал документы в железнодорожное училище.

– Вы серьёзно? А ноты откуда знаете?

– Самоучка, – развёл я руками.

Мне хотелось побыстрее закончить этот разговор, который мог завести меня в тупик.

– Однако, – чуть ли не хором произнесли сотрудники ВУОАПа, синхронно переглянувшись.

– Если это так, то вас, молодой человек, ждёт большое будущее, – подытожил Владимир Григорьевич. – Мы оформим ВСЕ ваши песни, но сначала вам нужно написать соответствующее заявление. Вот вам ручка и бумага, пишите, я буду диктовать.