Геннадий Марченко - Мне снова 15…

А ещё, по идее, меня должны были забрить в ряды ВС, поскольку я ещё в мае отметил своё совершеннолетие и получил военный билет. Мне светили три года в сухопутных войсках или ВВС, либо четыре – в Военно-морском флоте. Вопрос решили на уровне руководства клуба. Меня, как одного из главных творцов олимпийских побед, в итоге оставили играть в «Динамо», присвоив пока звание сержанта внутренней службы. Лейтенанта обещали дать ближе к Новому году. И что, мог ли такую карьеру предположить местный хулиган Егор Мальцев три года назад? Подозреваю, что вряд ли.

Впрочем, все посторонние мысли меня покинули, как только я занял своё место в салоне Ту-114. 6 октября мы приземлились в токийском аэропорту Ханеда у огромного ангара, где были аккуратно расставлены столики, за которыми сидели пограничники и высились плакаты с надписью на русском языке: «Таможенная очистка товаров». То есть, говоря нормальным языком, досмотр багажа. Впрочем, багаж никто не досматривал, пограничники просто проштамповали наши олимпийские удостоверения, и мы, разместившись в украшенных большими олимпийскими эмблемами автобусах, помчались в Олимпийскую деревню.

В очередной раз я смог оценить качество японских дорог. Автобусы неслись по широкой асфальтовой ленте без перекрёстков, без пересечений. Они ныряли в просторные, бесконечные, ярко освещённые туннели, возносились вслед за автострадой над городом…

За проезд по новым дорогам следовало платить. У въездов на автострады водители тормозили и покупали у специальных контролёров, сидевших в стеклянных будочках, билеты: 150 иен за легковую, 300 – за автобус. Платят все без исключения, включая полицию, что меня слегка шокировало. Таким образом возмещают деньги на поддержание дорог.

Олимпийская деревня в Токио состояла из 250 небольших коттеджей и 14 четырёхэтажных домов, два из которых были отведены нашей делегации. Команду заселили на втором этаже одного из таких домов. Через два часа после вселения состоялось организационное собрание. Ознакомив нас с расписанием игр в группе, сообщили, что у нас будут проводиться утренние тренировки, затем – тихий час, после – тренажёрный зал и вечером – теоретические занятия. Игры практически через день и в дни, когда мы не будем играть, расписание аналогичное за исключением тренажёрного зала. Да и, кстати, поселили меня в комнате с Мудриком.

Подъём советского флага был особенно впечатляющим. Чёткий строй, которым мы все прошли, одетые в русские вышитые рубашки и платья, с песнями, которые пели, маршируя от своей резиденции к главной площади деревни, где проходила церемония, вызывали всеобщее восхищение местных.

В турнире участвовало 14 команд вместо 16, как ждали изначально. Сборная Италии не участвовала в турнире, так как её игроки считались профессионалами, а сборная Северной Кореи отказалась от Олимпиады из-за санкций в отношении отдельных игроков. В итоге наша сборная попала в группу А вместе с командами Румынии, Мексики и Ирана.

Первый матч играли 11 октября против сборной Ирана. Не игра, а сплошное удовольствие. Счёт – 4:0, причём я положил начало разгрому иранцев уже на 7-й минуте. Дублем отметился Севидов, и на 89-й отличился Эдуард Мудрик. Кстати, один мяч Севидов забил после моего флангового навеса.

А вечером в Олимпийской деревне меня встретил не кто иной, как старый знакомый Масара Асагава из «Майнити симбун».

– Егор-сан, очень рад, что вы снова оказались на гостеприимной земле Нихон коку, – поклонился учтивый японец. – Если вы позволите, я хотел бы ещё раз взять у вас интервью.

– И мне очень приятно видеть вас, Масара-сан, – поклонился я в ответ. – Я-то не против, только не мешало бы спросить разрешения у руководителей нашей делегации…

Согласие было получено, и мы уселись в небольшом кафе «Сакура», где обычно питались советские спортсмены, живущие в Олимпийской деревне.

Выразив восхищение дебютной игрой сборной и моей в частности, очень скоро мы перешли к музыкальной теме. Похваставшись вторым альбомом «НасТроение», я не удержался и слетал в номер, откуда приволок одну из трёх захваченных в Японию пластинок. Асагава с огромным почтением принял подарок, извиняясь, что не может меня отблагодарить ничем более существенным.

Кстати, в Олимпийской деревне был свой театр, где давали концерты и демонстрировали фильмы. Руководители делегации, прознав, что в составе сам Егор Мальцев, попытались привлечь меня на небольшие вечерние выступления. Я был не против, благо силёнки после тренировок ещё оставались, но тренеры команды оказались категорически против. Помощник главного Евгений Иванович Лядин, зайдя к нам перед отбоем, расставил все точки над «i»:

– Егор, ты что, собрался выступать с песнями?

– Да я, Евгений Иванович, буквально пару вещей исполнил бы для олимпийских чемпионов-победителей.

– Ты ещё молодой, многого не понимаешь. Послушай, Егор, если мы не возьмём золотые медали, нам припомнят всё. А лично тебе – твои песни, вместо того, чтобы сосредоточиться на футбольных делах. И наверняка вопрос будет поставлен ребром. Либо футбол – либо музыка. А кстати, тебе ведь уже восемнадцать есть и ты военнообязанный? Понимаешь, к чему я клоню?

Ещё бы не понимать! Против такой постановки вопроса я ничего не смог возразить. Поблагодарил за науку, и всех, кто подходил с просьбой об исполнении песен, отсылал к Соловьёву.

Все матчи начинались в 14 часов по местному времени. В Москве в это время 8 часов утра, поэтому радиотрансляции матчей слушали все советские граждане, имеющие желание. А таких наверняка было немало.

13 октября на стадионе Комадзава в Токио в присутствии почти 19 тысяч зрителей наша сборная встретилась с румынами. На 22-й минуте после подачи углового мяч, заметавшись в штрафной, удачно лёг под левую ногу Фадееву и с небольшим рикошетом влетел точно в угол ворот. Правда, спустя 5 минут Корнел Павлович красивым ударом с лёта сравнивает счёт. Но потом игра пошла в одни ворота. Румыны отошли всей командой, типа мы ставим «автобус» и согласны на ничью. Стадион свистел и ревел, особенно после удачных действий, которые раз за разом создавали советские футболисты. Но словно футбольный Бог отвернулся от нас. Две штанги и перекладина, минимум четыре сейва голкипера Адамаке Стере, неожиданно занявшего место в воротах, сводили все наши усилия на нет. Но всё же на 83-й минуте после очередной, казалось бы, неудачной атаки мы получили право на угловой. Причём подавать его вызвался я, поскольку у Серебряникова в этот день стандарты шли из рук вон плохо. Крик Соловьёва «Шестернёв, в центр штрафной!» слышали, наверное, и во Владивостоке. Услышал его и Альберт, который секундами позже в высоченном прыжке вложился в удар головой, буквально вколотив его в сетку ворот. «Гол!» – ликует стадион, а защитник, забивающий раз в десять лет, оказался в объятиях партнёров.