Елена Хаецкая - Вавилонские хроники

Я покосился на Мурзика. Того, похоже, не слишком мучили сомнения. А что ему!.. Сперва по рудникам-шпалоукладкам таскался, потом я его по морде бил, а теперь вот шваброй грязь по нашему офису возит… Тоже мне, веселая жизнь. Ясное дело, Мурзику милее в единого героя влиться.

А вот мне… да, мне было что терять. И оттого я малодушничал.

Мурзик встал и подошел к телефону. Я следил за ним мрачным взором, но не останавливал.

– Дело такое, Цира… – сказал Мурзик в трубку. Ни здрасьте, ни до свидания. Это была его обычная манера разговаривать по телефону. – Мы тут с господином кумекали и докумекались вот до чего… В общем, бери свой алмазный член и приезжай. Проверим, как и на что он встает. Ага. Ну, к нам. Пива хочешь? Я еще схожу. Мне получку сегодня дали…

Он положил трубку и повернулся ко мне.

– Приедет.

– Ты что же это, Хашта, получку пропиваешь?

– А что? – удивился Мурзик. – Что еще с ней делать? Глядеть на нее?

– Ты ее мне отдавать должен, – сказал я. – Я на тебя кучу денег угрохал. Забыл?

– Так с вами же ее и пропиваю, – объяснил Мурзик.

В этом была своя логика. К тому же Цира обещала приехать. И жить нам оставалось очень недолго.

Я махнул рукой.

– Возьми еще пива… И крекеров каких-нибудь, что ли…

Мурзик ушел за пивом, крекерами и апельсиновым соком. Я улегся на диван, стряхнув на пол книжку «Солдат и королевна. Повесть для малограмотных». Это Мурзику партия подарила. Вместе с дипломом о ликвидированной безграмотности. На обложке надписала: «В ознаменование успешно завершенных курсов всеобщей грамотности от единственной партии трудящихся». И печать поставила. Фиолетовую. Печать въелась в плохую бумагу и проникла на обратную сторону листа.

Мурзик старательно читал «Солдата и королевну». Реализовывал право на всеобщую грамотность. Буквы в книге были крупные, так что право реализовывалось быстро.

Я лениво включил телевизор. Шла передача «Око Света». В экране маячила госпожа Алкуина. Рассказывала что-то о лечении с помощью биополей. Как она, Алкуина, биополя зашивает и через то хвори и болезни с клиента напрочь сводит. В телевизоре она казалась еще толще и молочней, чем была в жизни.

Тут в дверь позвонили. Я выключил Алкуину, встал и лениво отпер. На пороге стояли мой бывший раб Хашта в обнимку с Цирой. Встретились на улице возле магазина. У Хашты руки были полны пакетов со снедью, Цира висла у него на локте. На плече у Циры болталась легкая сумочка.

Я освободил Мурзика от пакетов и пошел на кухню – распаковывать. Чего они только не натащили! Хорошее вино (небось, Цира решительно воспротивилась идее накачаться пивом, сказала, что от пива толстеют), маслины, несколько очень красных яблок, синий виноград в бумажном кульке, четыре румяных, пушистых, похожих на жопу персика (судя по изысканности шутки – затея Мурзика), гадкая мокрая салями, от которой свирепо бурчит в животе, и длинный батон.

Я вывалил все это на две больших пласмассовых тарелки и понес в комнату.

Мы втроем улеглись на диван, а яства поставили на пол.

Пришла кошка. Строго обнюхала. Схитила кусок колбасы и отбежала его заглатывать.

– Ну, – молвил Хашта, разливая вино по стаканам, – будем, значит, здоровы!..

Мы выпили. После пива вино показалось приторно-сладким. Хаште, кажется, все равно – что пиво хлестать, что изысканную кровь лозы. Цира мелко глотала из стакана и улыбалась с многозначительным видом. Будто знала что-то эдакое. Хотя ничего она, конечно, толком не знала.

Хашта поставил стакан на пол и затолкал в рот большой кусок салями. Добавил туда винограда. Поправил пальцем. И сильно задвигал челюстями.

Я взял персик, повертел в пальцах. Глядя на меня, Хашта вдруг двусмысленно захихикал. Точно, его идея была – купить персики.

А Цира перевернулась набок и взяла свою сумку. Кошка тотчас вспрыгнула на диван и пристроилась поближе к Цире. Потом и вовсе на колени к ней перебралась.

– Возьми. – Цира вынула из сумки индикатор, протянула Мурзику. – Как ты хочешь проверять?

Мурзик обтер руки о свитер и взял рамку. Подул на нее любовно.

– Красивая…

И направил рамку на Циру.

Жуя, я повернулся к ним. Стал смотреть. Хотя на что тут было смотреть? Ну, Цира. Ну, рамка. Ну, алмазы. Ну, кошка…

Рамка качнулась вправо-влево… и застыла. Мурзик с глупым видом поглядел на нее. Потряс немного за рукоятку.

– Это… засорилась, что ли?

Он немного пошевелил рукоятку пальцем. Поднес ко мне. Рамка завертелась.

– А, – сказал Хашта, довольный. – Заработала. Саботаж, значит…

Я отметил в речи моего бывшего раба новое слово. Наверняка товарищи по партии научили. Вот ведь суки.

Хашта снова надвинул рамку на Циру. Поглаживая кошку чуть вздрагивающей рукой, Цира глядела на рамку. Как кролик на удава.

Рамка опять качнулась взад-вперед… и замерла.

– Засорилась, что ли? Цирка, что это с ней? – спросил Хашта недоуменно. – Или ты это… больше не Энкиду?

– Так не бывает, – холодно сказала Цира. – Человек или Энкиду, или нет. Третьего не дано.

– А эта дура-то что стоит? – закономерно поинтересовался Хашта.

– Почем я знаю, – сказала Цира. – Может, ты неправильно ее держишь.

– Да нет, Цирка, правильно я ее держу. Я ведь ее и раньше так держал.

– Так ведь раньше она вертелась?

– Раньше вертелась. А теперь вот клинит.

Он снова проверил исправность рамки на мне. На меня индикатор реагировал, на Циру – хоть убей.

Мурзик подумал немного. Поковырял индикатором в ухе. Цира зашипела и дернулась, чтобы отобрать. Кошка, недовольная резким движением, тяжеловесно спрыгнула на пол, опрокинув при том тарелку с виноградом.

И тут рамка, точно бешеная, завертелась в пальцах у Мурзика. Как будто до сих пор что-то сдерживало ее естественные порывы.

– Бля! – изумился Мурзик. – Заработала!

В наши затуманенные алкоголем мозги с мучительным скрежетом вошла новая информация. Итак, индикатор все-таки среагировал на Циру. Яростно, я бы сказал, среагировал. Это значит, что…

– Значит, прежде что-то сдерживало, а теперь, значит, не сдерживает, – подытожил Хашта-Мурзик.

Мне стало обидно. Почему мой бывший раб додумался и сформулировал, а я нет? Почему это он нашел единственно точное слово, а я…

– Мурзик, ты когда-нибудь напиваешься пьян? – спросил я.

– Ну… – призадумался Мурзик. – Может… хотя… Вот у Трехглазого, после той дряни… Или… А! – он просиял. – Раз мы с сотником, значит, зашли в одно место…

– Я же говорила: человек или Энкиду, или нет, – холодно процедила Цира. Она не могла простить нам того, что мы в ней усомнились.

– Да брось ты, Цирка, в самом деле дуться! Кто в тебе сомневался? – спросил проницательный Хашта-Мурзик.

– Кто дуется? – взъелась Цира. Отчетливо понесло уксусом.