Пюрвя Мендяев - Слава Богу! Они все снова мертвы!

— Хорошо. Будь, по-вашему. Мы знаем о том, что и история семьи Николаевых, и история семьи Очаковых, как-то связана с пожаром. В обоих случаях в пожаре погибли серьезные коллекции редких книг. Согласитесь, что это точно так. У вас нет против этого возражений? — сказал я.

— Нет. Никаких возражений нет. Так всё и было. Но что из этого следует? — спросил меня Михаил.

— А из этого следует, что возможно эти два события были как-то между собой связаны — сказал я.

— А это совершенно не факт. Конечно, в данных случаях есть много общего. И коллекция раритетных книг, и хозяева коллекций были старыми знакомыми и работали они по дипломатической части, и в книгах могли храниться какие-то международные секреты. Всё это так. Но при этом всём, предположение о том, что два этих пожара звенья одной цепи не является бесспорным и доказанным фактом. Оба эти события могли оказаться совершенно произвольными и ничем не связанными в действительности между собой трагическими происшествиями. И я полностью уверен в том, что у тебя нет подтверждений обратного. А просто предполагать мы можем всё что угодно — прокомментировал мои слова Михаил.

— Я и не говорю, что моё предположение является доказанным фактом. Это рабочая версия — ответил я.

— Рабочая версия? Ладно, хорошо, пусть это будет рабочая версия. Рассказывай дальше о своих открытиях, Шерлок Холмс ты наш степной — сказал Михаил.

— И вот осознав этот момент, точнее выдвинув гипотезу о том, что и история Николаевых, и история Очаковых, как-то связана с пожаром, я предположил, что некие темные личности, одной из которых, безусловно, является сотрудник ВЧК, который попытался вчера меня уничтожить, используют пожар как способ заметания следов после своих преступлений. Ведь после пожаров, в которых исчезают огромное количество раритетов, никто не сможет понять, что именно было конкретно похищено из библиотеки. Да и было ли похищение раритетных книг вообще. И соответственно, если у грабителей есть какой-то особый план, согласно которому они похищают определенные книги и который они хотели бы сохранить в тайне, то при пожаре запутать следы и скрыть свои подлинные интересы, им было бы легче всего. Ведь по названиям украденных книг и по их содержанию, если бы полиции они стали бы известны, сыщики могли бы попытаться определить цель, которую преследуют преступники. И попытаться пресечь их деятельность — сказал я.

— Ну что же, вполне разумное размышление, мой дорогой друг. Возможно, оно действительно верное. Но опять это не доказанный факт, а только лишь предположение, проистекающее из выдвинутой тобою же самим гипотезы. Главный вопрос здесь следующий. А что это знание, если это реальное знание нам дает для понимания нашей сегодняшней ситуации? По-моему ничего. Может быть, у тебя тут другое мнение, это твое право. Но я пока не понимаю, что нам твоя гипотеза сейчас дает для понимания ситуации? — заявил Михаил.

Я ответил на вопрос:

— Это я пытаюсь объяснить. Моё общение с молодым сотрудником ВЧК показывало мне, что он человек не по годам спокойный и взвешенный. Решение о моей ликвидации он принял по моим ощущениям еще во время моего допроса и сделал это вполне осознанно, выбрав данное решение как единственной возможный верный вариант. Значит, я каким-то непонятным мне образом сумел так напугать чекиста, что ему пришлось пойти на крайние меры. Получалось, что я что-то знаю о нем, и то, что я знаю сейчас, может быть смертельно опасным для него. Но что я могу о нем знать?

Михаил внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Это ты верно подметил. Но что ты можешь знать такого, что могло быть так опасно молодому чекисту? Самому интересно стало. И что дальше, давай делись с нами своими открытиями, друг.

— Для себя я сразу решил, что наша с вами история здесь не является единственной. То есть, безусловно, она играет какую-то роль, но уверен, что здесь не всё так просто как могло бы показаться сначала. И здесь я снова вспомнил про то, что их, в смысле преступников, деятельность сопровождалась всегда пожарами. И мне пришла идея, а не сталкивался ли я раньше с этим самым белобрысым парнем раньше где-либо на пожаре. Здесь я попытался вспомнить, был ли я когда-либо на пожаре, где могли погибнуть сколь-нибудь важные раритетные издания. И если я на таком пожаре был, то не мог ли я там как-то увидеть данного молодого человека — сказал я.

— И что ты вспомнил? — страшно озабоченный, привстав около меня с внимательным выражением на лице, спросил Михаил Олегович. Всё благодушие с него как рукой сняло.

Я не стал его долго мучить ожиданиями и быстро пересказал ему свои воспоминания о пожаре, во время которого сгорел буддийский храм, в котором погибли величайшие книжные раритеты. В храме хранилось великое множество книг и в том числе и выдающийся памятник культуры, редчайшая индийская рукопись, за которую местным князем был отдан целый табун невероятно прекрасных лошадей, ценность которых была просто баснословной.

Потом я продолжил говорить о том, что вспомнил и как звали мальчика, и как звали его отца профессора. И о том, что ни у кого даже в мыслях не появилось хоть в чем-то заподозрить ученых гостей в том, что они могли иметь какое-либо отношение к случившемуся несчастью. Это было совершенно неправдоподобно. Но теперь-то мне совершенно ясно, что это именно они совершив убийство сторожа, выкрали из библиотеки самые ценные свитки, совершили поджог, для того чтобы скрыть следы своего преступления. И вот теперь я встретил того самого мальчика, и не узнал его, а он, получается прекрасно меня помнил, и поэтому и решил избавиться от меня. Как от очень опасного свидетеля своих преступлений.

И здесь я остановился и посмотрел на своего собеседника. Тот присев на диван внимательно меня выслушивал, а затем ему вдруг как будто стало не хватать воздуха. И он, расстегнув ворот старой гимнастерки, глубоко вздохнул. Потом он встал и прошелся по комнате и, остановившись возле книжного шкафа, сказал:

— Да уж, умеешь ты своими рассказами душу человеку наизнанку вывернуть. Хорошо умеешь.

— Михаил, я не понял в чем дело. Что тебе не понравилось в моем рассказе? Что это ты побледнел, уж не заболел ли ты часом? Или я тебя, чем обидел ненароком? — спросил я.

— Да нет, всё нормально — ответил Михаил. — Просто. Теперь всё стало на свои места. История эта, со вчерашним нападением, повлекшим смерть охранника князя, мне стала намного более ясной и понятной. Я хочу тебе сказать следующее. Этих людей я прекрасно знаю, про которых ты сейчас мне рассказал. Этих самых профессоров и молодого человека. Слишком хорошо знаю. Да уж, пришлось мне с ними повстречаться на моем жизненном пути. Но это старая история. Странно. Теперь мне многое стало понятно, но ведь я должен же был это понять намного раньше, что это именно они сделали то, что они сделали. Но так как странно получилось, почему то без тебя я бы никогда не смог в этом вопросе разобраться. А теперь мне всё стало ясно как божий день. Как всё элементарно просто! Боже мой!