Константин Калбазов - Боярин

— Пан Острожский, — подойдя к нему, поздоровался его поручик.

— Пан Мицкевич, — изобразив учтивый поклон головой, поприветствовал его в ответ Константин.

— У нас все в полном порядке. Хоругвь полностью укомплектована. Есть даже желающие, которым мы уже вынуждены отказывать. Шляхтичи подходят даже из соседних воеводств.

Показалось, или в голосе Мицкевича послышались мстительные интонации. Да кой черт показалось! Все именно так и есть. Впрочем. А чего от него ожидать? Да он ждет не дождется, когда сможет отомстить за то избиение, что потрясло всю шляхту.

Случилось это два месяца назад. Большая хоругвь под командованием ротмистра Войниловича отправилась в набег на псковские земли. Обычное в общем-то дело. Не сказать конечно, что подобное происходит ежедневно, или систематически. Но все же случается. Вот только, убийство более двухсот шляхтичей и нескольких десятков оруженосцев не укладывалось ни в какие рамки.

Нет, если бы кто-то погиб в бою, кто-то от ран скончался, а кто-то угодил в плен. То все нормально. Есть кому выкупить, выкупят. Нет. Ну и будешь гнить в неволе. Дело-то житейское. Но эти псковские свиньи попросту всех убили. Мало того, снарядили погоню за теми, кто сумел вырваться из той мясорубки. Пули убийц настигли беглецов даже уже на территории Инфлянтского [13] Инфлянтия — земли Латгалии, на территории нынешней Латвии остававшиеся под властью Речи Посполитой после захвата прибалтийских территорий шведами. воеводства.

Кто-то говорил о том, что это преувеличение. Иные свято верили в правдивость этого. Константин же точно знал, что это правда. Нет, дело тут вовсе не в выжившем Крыштаве. Просто Острожский был лично знаком с Карповым, и знал, на что тот готов пойти. Опять же, последний беглец, из самого первого набега на Замятлино, был убит у него на глазах.

Шляхта начала требовать отмщения. Но осталась неуслышанной. Начинать войну, у короля, да и у сейма в целом, не было никакого желания. Замятлино конечно лакомый кусочек, но не настолько, чтобы из-за него одного начинать войну с союзником Русского царства. Пльша едва только вынулась из затяжной войны с Турцией, чтобы влезать в другую.

А вот если сама Речь Посполитая окажется как бы и не при делах. То это совсем иное дело. И ведь была такая возможность. Шляхтичи Инфлянтского воеводства, усмотрев в том, что король не вступившись за своих подданных, нарушил их права, могли объявить о конфедерации и выйти из под воли короля. А тогда уж и самостоятельно объявить войну Пскову.

Формально, королевская власть останется в стороне. Да и великий князь Литовский получается непричастным, так как эта территория была под протекторатом как Польши, так и Литвы. А потому и предъявить им никто и ничего не мог. По существующим законам, к конфедерации могли примкнуть абсолютно любые шляхтичи. Мало того, и другие воеводства.

Но тут уж никто и никому воли давать не собирался. Магнаты прекрасно сознавали, что если в деле примет участие больше одного воеводства, то тут уж Николай наплюет на все. Быстренько замирится с турками, пойдя им на ряд уступок. А потом, навалится на Речь Посполитую. А уж если еще и договорится с обиженным султаном, которому пришлось кое-что уступить полякам и австриякам, то тогда и вовсе кисло станет.

— О-ох-х! — Как-то разом, и глухо вздохнула толпа.

Вот так сразу и не поймешь, что выражает это людское море. А вообще очень похоже на то, как реагируют зрители в цирке, на очередной смертельный кульбит эквилибриста. У Ивана, пристроившегося у самых ворот, отчего-то промелькнуло именно это сравнение. Русь она конечно не иноземщина, но и тут казни можно счесть неким видом развлечения. А уж когда секут голову тому, кто еще вчера был всесильным, а сегодня превратился в ничто, так и подавно.

— Доволен, поди? — Послышался голос за спиной.

Иван обернулся, и окинул взглядом мужчину лет пятидесяти, с боярской высокой шапкой на голове, и в богато изукрашенном кафтане. Пятницкий смотрел на него хмуро, если не сказать зло. Эка его распирает-то?

Пару месяцев назад Иван нанес удар в Ахиллесову пяту его соратника по партии боярина Аршанского, который тайком перекрестился в католичество. И ведь не остановился на этом. Вече выволокло на помост всю его семью, и как выяснилось все они носили католические нательные крестики. Псковский боярин отрекшийся от православия…

Оно конечно, боярское звание в Пскове по факту уже давно было наследственным. Все к тому привыкли, и никто на это не обращал внимания. Но только не Иван. Именно он напомнил вечевикам о том, что звание это вообще-то присуждалось народом. И то было записано в судной грамоте. Просто о том успели позабыть. Так что, боярского звания лишился не только глава семьи, но и потомки его.

Хм. Впрочем, свято место пусто не бывает. Нашлись те, кто начал выкликать имя нового боярина Карпова. Нет, это конечно же были не стихийные выкрики, а очень даже проплаченные Иваном. Несколько выкриков, и разгоряченная толпа, почувствовавшая вкус своей власти, тут же подхватила этот призыв.

Так что, вместо того, чтобы быть привлеченным к ответу, на том вече Иван вошел в высшую иерархию республики. Причем, как бы и не сам туда стремился, даже упирался, мол не мое это дело, не умею, мне бы своему хозяйству ума дать. Но народ настоял, и силком вручил ему боярскую шапку. Кстати, не настолько высокую, как у москвичей, а куда как практичней.

Лишив род Аршанских боярства, Иван вовсе не собирался останавливаться. Незачем врагов плодить. Надо приучать бояться уже имеющихся. Ну и избавляться от тех, кто может быть опасен. Вот он и инициировал расследование по факту набега на Замятлино, к всеобщему удивлению представив в качестве свидетеля даже литовского ротмистра, Войниловича, командовавшего той хоругвью.

И вот сейчас Карпов наблюдал за логическим завершением этого расследования. А чем еще могла обернуться измена. Вот если бы боярин сам со своей дружиной напал на Замятлино, тут было бы совсем иное. Спрос конечно был бы, но не столь строгий. Он же, по факту, привел в Псковскую землю иноземные войска. Так что, измена, и никаких гвоздей.

— Здравия тебе, Ефим Ильич, — изобразив почтительный поклон, поздоровался Иван.

В этот момент над толпой разнесся возбужденный рев. Палач как раз ухватил за волосы отрубленную голову Аршанского, и показывал честному люду.

— А вот я и не знаю, желать ли тебе здравствовать, иль проклясть, — зло выплюнул боярин.

Угу. Он ить только что лишился своего верного союзника. А еще, принял позор на свою голову. Уж не одно поколение их роды были дружны, не разлей вода, а тут… Словно предал, перед лицом опасности.

— Вот оно даже как, Ефим Ильич. А не пройтись ли нам. Тут все одно уж ничего интересного не будет. Да хоть до трактира. Посидим, помянем раба божьего Аршанского, хоть и отступником он был, но господь милостив, глядишь и простит. Ну и поговорим малость. А люди наши поспособствуют, чтобы нам никто не мешал.