Константин Калбазов - Боярин

— Оставить! К орудиям! Заряжай!

Приказ командира, как всегда уверенного в себе, действует отрезвляюще, и солдаты тянутся к своим картечницам. Н-да. А ведь успели шведы покуражиться. Ганс наблюдает около десятка тяжелораненых и убитых. И не менее десятка не досчитывается. Толи подались со страху в лес. То ли лежат где-то за кустами. Ага. Вот то кто нужен.

— Трубач. Труби сбор.

— Слушаюсь, господин майор.

Над лесом раздается сигнал сбора. Солдаты прошли достаточно длительную и вдумчивую муштру. Так что, отличат его даже в крайней степени возбуждения. А еще, поспешат на зов командира. Не смогут не поспешить. Хотя бы потому что этот сигнал говорил о том, что опасность уже миновала, и можно возвращаться. Дезертиров же вешают.

Несмотря на явный половинный некомплект обслуги, вскоре картечницы вновь были готовы к бою. Вот только куда стрелять, решительно непонятно. Шагах в трехстах от них развернулась натуральная свалка, из человеческих и лошадиных тел. Крики, брань, ржание, звон стали, редкие выстрелы. И главное, кто-кого одолевает в этом клубке, совершенно непонятно. Остается только ждать…

Иван рассматривал представшую перед ним картину, удобно устроившись в походном кресле. Ну чисто Наполеон, с известной картины, хотя он и не помнил чьей именно. Только барабана не хватает, чтобы эдак положить на него ногу. Но зато имеется походный же стол, с разложенной картой. Хм. И кувшином кваса. Денек выдался жарким. И связано это далеко не только со сражением.

То что он видел, иначе как разгромом назвать было нельзя. Все открытое пространство перед ним было буквально усеяно ранеными и убитыми. Не менее трех четвертей от всей шведской пехоты. Шесть брошенных легких полевых пушек, а вернее картечниц.

Они по обыкновению наступали в рядах пехоты. Но штуцерники выбили их обслугу, позволив сделать лишь по одному выстрелу с дальней дистанции. Впрочем, вовсе не безрезультатному. Двое убитых, и шестеро раненых. Не так чтобы и мало, для стрельбы с дистанции в четыре сотни шагов, да еще и по противнику находящемуся в укрытии.

Еще трое убитых и десяток раненых были на счету наступающей пехоты. Все же нашлась какая-то часть, что приблизилась на расстояние прицельного выстрела. А вот до столь уважаемой шведами рукопашной дело так и не дошло. Примерно на дистанции в три сотни шагов в дело вступили русские картечницы, прошедшиеся по наступающим ничуть не менее отточенной косой.

Далее был безжалостный расстрел отступающих. Хм. В реалиях настоящего боя бегущих. Признаться, Иван уж и не верил в то, что эти стойкие оловянные солдатики способны побежать. Казалось они так и будут рваться вперед, пока не лягут тут все, до единого. Но нет. Как выяснилось, предел есть даже у железной пехоты Карла Двенадцатого.

Оно конечно, справедливости ради нужно заметить, что пока, армия не выпестована им лично, а досталась в наследство от отца. Но, и эти были далеко не робкого десятка, дисциплинированные и обладающие отличной выучкой. Для этого времени, разумеется.

Тут предпочтение все еще отдается холодному оружию. Отчасти по этой причине, а отчасти из-за дороговизны мушкетов, треть пехоты является пикинерами. Приблизиться на расстояние прицельного выстрела, зачастую при поддержке легких полевых пушек. Произвести залп, и броситься в рукопашную. Вот основной принцип тактики шведов.

Иван же делал ставку на огнестрельное оружие. Что было куда проще при наличии скорострельных и точных винтовок. Иными словами, сошлись два несопоставимых тактических принципа. Да еще и при серьезном превосходстве в оснащении и вооружении одной из сторон. Как следствие, реки крови с одной стороны, и незначительные потери с другой.

Карпов вскинул подзорную трубу. Ага. Так и есть, не ошибся. Среди раненых и убитых шведов снуют солдаты из его полка. Собирают трофеи. А то как же. Оружие у шведов вполне приличное, по местным меркам. Уступят только замятлинской выделке. А значит его можно будет выгодно пристроить. Солады собирают трофеи не просто так, а с оглядкой. Двое собирают, третий присматривает. И если что не так… Ну вот как сейчас. Р-раз. И штыком к земле.

Но кроме солдат там бродят и санитары из медицинского взвода, и обозники из рот. Собирают раненых. Но как видно не всех, а выборочно. Похоже приказ их полкового врача. Должность штатная, а потому госпитальных докторов здесь нет. Они в списках полка не значатся. Хотя, и от повышения квалификации ни разу не откажутся. Сейчас весь докторский состав трудится в Нарве. Там случаев разных и на любой вкус хватает.

— О. Лукьян Сергеевич, на ловца и зверь бежит. Чего это там наши санитары перебирают? — Поинтересовался Иван, у лекаря, поднимающегося на взгорок.

— А чему ты удивляешься боярин. Мы чай не подряжались всех раненых выхаживать. Эдак ни твоей казны не хватит, ни сил моих санитаров. Приказал собрать с полсотни с ранениями в грудь и живот. Остальные пусть уж сами, как Господь положит.

— Ясно.

— А ты, Иван Архипович я смотрю, тоже не особо добивать торопишься.

— Мертвый солдат, он мертвый и есть, Лукьян Сергеевич. А раненый, он как напоминание, мол не ссорьтесь с русскими. Как выживет и калекой станет, так либо нахлебник, либо будет живым примером, каково оно воевать русских. А как помрут в мучениях, то тут уж укор королю, и его заботе о своих солдатах. У них-то санитарных взводов нет, как и централизованной бесплатной медицинской помощи. Хочешь, чтобы доктор тебя обиходил? Плати монету.

— То мне ведомо.

— Ну теперь и иное знаешь. Все пытаетесь лечить ранения в грудь и живот? — перевел Иван разговор в другое русло.

— Пытаемся. За что нас анафеме предают раз от разу. Московский университет уж не желает к нам отправлять лекарей. Мол, раз вы и сами с усами, то и наши выпускники вам без надобности.

— Слышал я о том.

— Мы тут подумали, а не замахнуться ли нам на университет.

— Уж не Павел ли Валентинович надоумил закинуть мне удочку? — Намекая на друга и начальника госпиталя, поинтересовался Иван.

— И он тоже, — не стал лукавить лекарь.

— Вот уж кукиш вам. Мне проще с Москвой договориться, чем здесь университет закладывать.

— Так ить не тебе закладывать, а казне Псковской. Тыбы только поспособствовал.

— Ага. Как бы не так. Найдутся в казне на это деньги. Не ко времени. Но потом, лет эдак через десять, очень даже можно будет и подумать. А пока, эвон и училище едва тянем. Денег вечно не хватает.

— Господин боярин, позвольте доложить? — Осадив коня, поинтересовался Войнилович.

Рука у Шляхтича была на перевязи. Шлема нет. На лбу повязка с явно не бутафорской кровью. Но взгляд бодр и даже весел.

— Докладывайте, господин ротмистр, — ничуть не смущаясь по поводу того, что офицер продолжает оставаться в седле, разрешил Иван.