Вячеслав Шалыгин - Секретный фронт (СИ)

- Кто?! – Неожиданно для себя прохрипел Филин.

- Я кто? – Один из санитаров усмехнулся. – Дед Пихто. А это моя бабка с автоматом.

- Отставить… шуточки… - язык шевелился медленно и трудно, будто бы во рту было полно просроченной вязкой сгущенки. – Кто… выжил… ещё?

- Ты молчи, капитан, - посоветовал второй санитар. – Вредно говорить. Контузия у тебя.

Филин попытался сфокусировать взгляд на бойцах. Получилось так себе. Во-первых, было не фонтан с освещением. Царили сумерки, не понять только вечерние или утренние. Во-вторых, перед глазами плавала какая-то муть. Увидел капитан лишь два человекоподобных мутных пятна зеленоватого оттенка.

- Воды…

Санитары подались вперед, затем назад и Никита почувствовал, что подаётся куда-то вместе с ними. Судя по внутренним ощущениям, его усадили.

Филин приготовился к новой болевой вспышке, но ничего такого не накатило. Тело оставалось непослушным, но боль исчезла, словно её и не было вовсе. Немного ломило в затылке, но это не в счёт.

Снова полилась вода. Чужая и в то же время (по факту) своя рука перехватила струйку и плеснула в глаза, а затем размазала воду по лицу. Ощущение холодной воды на лице сменилось новым – из внутренних уголков глаз по скулам потекло что-то теплое.

«Слезы или кровь?»

Филин опустил взгляд на руки. Крови не было.

«Значит, слезы. Хорошо. Точно живой. И не раненый, если верить бойцам. А что контузия… ерунда. Голова не болит, не кружится, тошноты нет… оглушило просто».

- Проморгался? – Один из санитаров склонился и внимательно посмотрел Никите в глаза. – Зрачки одинаковые, глаза не прыгают… слышь, Петрович. Нет у него контузии.

- Слышь, профессор, не тебе решать. Тащим его в санбат, там разберутся. Носилки раскладывай.

- Погоди ты… - первый санитар сунул Филину под нос флакон с чем-то едко пахнущим.

Никита невольно содрогнулся и отпрянул, но зелье подействовало. У капитана получилось резко и наконец-то глубоко вдохнуть, а в глазах прояснилось до вполне приличной четкости и прозрачности. И сумерки вроде бы немного отступили. Значит, всё-таки приближалось утро.

Филин увидел двух бойцов с белыми повязками на рукавах, увидел выжженную, местами ещё тлеющую землю, перевернутый искореженный «Виллис» и два обугленных трупа. Ещё три или четыре мертвых немца в поле зрения были не настолько обгоревшими, но все, как один без голов и конечностей. На одном из них, как на кочке сидел второй санитар.

А ещё Никита увидел лежащих на носилках Бадмаева и Васнецова. Подполковника как раз собирались уносить ещё два санитара. Взяли носилки они так, чтобы нести вперед головой, это обнадеживало.

- Бадмаич… - прохрипел Филин. – Слышишь меня? Живой?

- Дырка… нету, - тихо, но внятно ответил старшина. – Мало-мало… башка ударил.

- Молчите оба! – Приказал первый санитар.

- Наши где? – Филин поерзал, усаживаясь поудобнее.

Удивительно, только с каждой секундой он чувствовал себя всё лучше. Ему больше не требовалась помощь в виде понюшки нашатыря или умывания затхлой водой из солдатской фляжки. Противный звон в ушах становился всё тише, перед глазами больше не было мутной пелены, а тело вернулось хозяину почти целиком. Разве что левая рука всё ещё была слабовата и дрожала.

- Во, даёт, - проронил первый санитар, обращаясь ко второму. – Говорю же, нет у него контузии. Повезло в полный рост.

- Я задал вопрос, рядовой, - Филин добавил голосу строгости.

- Впереди, - санитар кивком указал в западном направлении. – Километра на три продвинулись. Там старая железная дорога и полустанок какой-то. Аккурат до него одним махом. А сейчас, наверное, ещё дальше ушли.

- Слышал, Бадмаич?

- Поезд смотреть надо важно. Эти чотгор-шулмас [5] Злые духи и поезд вместе, - старшина обмяк, но не так, чтобы совсем, а просто выдохся.

- Это верно, - Филин оперся о плечо первого санитара и поднялся на ноги. – Тоже думаю, что как-то связаны эти неубиваемые фрицы с тем поездом.

Голова слегка кружилась, но стоял капитан достаточно твердо. Постояв пару секунд, Никита наклонился, выудил из-под слоя смешанной с пеплом земли почти не обгоревший ватник, затем нашел автомат – тоже вроде бы ничего, целый, оделся и забросил оружие на плечо, как мотыгу. Ощущение оружия придало бодрости и Филин внутренне «взвился», как те соколы из песни, орлом.

- Вы чего, товарищ капитан?! – Санитар не возмутился, а скорее изумился. – Вам в санбат надо!

- Бадмаева несите. Я сам, - упреждая возражения санитаров, Филин махнул рукой. – Это приказ. Выполняйте.

- Есть, - первый санитар пожал плечами.

Никита был уверен, что если б ни субординация, боец покрутил бы пальцем у виска.

Санитары подхватили носилки со старшиной, но прежде, чем они двинулись в тыловом направлении, Филин спросил о главном:

- Кого ещё удалось откопать? Ефрейтора поблизости не находили?

- Никого, - первый санитар взглянул на капитана виновато. – Выжгли тут гвардейцы всё под ноль.

Филин нахмурился и отвернулся.

- Нету… тела, - прошептал Бадмаев. – Лёха… живой.

Никита, не оборачиваясь, похлопал старшину по плечу и кивнул санитарам.

Бадмаев был прав. Пока не найдено тело, списывать Покровского со счетов не следовало. Хотя если было прямое попадание, например, тела и не будет. Одни «клочки по закоулочкам», как в той сказке.

Мысль вдруг скользнула дальше, и в голове эхом повторились следующие слова Бадмаева. «Лёха… жив». Старшина произнес их, как отдельное предложение. Уверенно так сказал. Почти заявил. Ашир будто бы откуда-то знал, что Лёха жив, и поэтому здесь нет его тела.

Расспрашивать старшину было поздно, бойцы-санитары с носилками уже скрылись из вида, поэтому пришлось просто отложить в голове, на крайней полочке, что судьба Покровского пока в тумане, и заняться главным вопросом. Точнее вопросами: что за антинаучная мистика разгулялась на данном участке передовой и прилегающей местности? И есть ли тут действительно связь с тем поездом за линией фронта?

В первом приближении связь вроде бы имелась, вот и Бадмаев подтверждал. Но не потрогаешь – не узнаешь. Филину требовалось убедиться во всем лично: на глаз, на ощупь, а если потребуется, то и на зуб.

Так бывает с похмелья: бодрость духа и энергия в теле вдруг в один миг сменяются полным безразличием и ощущением какого-то фарша вместо мышц. Именно так, в один миг, резко. Шёл себе шел, почти насвистывал, как вдруг… раз!.. и накрыло медным тазом. Жизнь сделалась никчемной, тело покрылось липким потом, а вместо упругих мышц образовалась бумажная масса, хоть фигурки папье-маше лепи.

В такой момент наилучший вариант – лечь на травку, расслабиться, выдохнуть и прикрыть глаза на пять минут. Спать необязательно. Главное – расслабиться.