Виктор Козырев - Братство Трилистника

Мы молча проехали по улицам городка. Целью нашего путешествия была одна глухая окраина, называемая Грязный конец, в Чинукске, опять же, сохранялась новгородская традиция называть кварталы концами. Грязный получил название из-за того, что его улицы не были замощены ни камнем, ни деревянными настилами. Впрочем, учитывая лёгкий мороз и снег, которые не нравились моему мустангу Ганнибалу, это было не страшно. Куда страшнее были обитатели Грязного конца. Здесь жили воры, профессиональные нищие, в общем, то, что обычно называется городским дном.

Аня и Жан отправились в засаду ко въезду в город, а Эмма отправилась в гарнизон, чтобы командир выделил ей десяток солдат для прочёсывания улиц. У девочек была бумага, подписанная Резановым. Что-то в духе "подателю сего оказывать всяческое содействие".

-- Кто-то впереди, -- заметила Мина.

-- Сейчас нагоним, посмотрим, -- с этими словами мы пришпорили наших коней. Когда до компании из пяти человек оставалось десять метров, я придержал Ганнибала и глазами показал сделать то же самое Мине.

-- Та самая шуба, -- шепнул я ей.

-- Уверен?

-- Да.

-- Впрочем, невелика потеря, -- презрительно сморщилась Златковская. - Тут такая мразь обитает, что даже если не тех подстрелим, мне лично будет не жалко.

Я достал пеппербокс и выстрелил в одного спутников человека в шубе. Тот вскрикнул, упал. Я продолжил огонь. К сожалению, стрельба была не идеальной: Крыса лишился всего двух своих спутников. Положение спасла Мина, рубанув саблей третьего. Осталось двое.

В руках у Роджерса мелькнул пистолет, я, целившийся в последнего его спутника из винтовки, выругался и выстрелил в самого Роджерса. Целился в руку, но куда я попал, пока не смог разглядеть. К счастью, Мина расправилась с последним сопровождающим порученца Каткарта.

На звуки выстрелов стали стекаться местные бандиты, которым не понравилось браконьерство в их охотничьих угодьях. Я, не слезая с коня, перезарядил пистолет и, потрясая им, выкрикнул:

-- Эй, голытьба! Ну-ка разошлись! Государственное дело! Шпиона аглицкого словили!

-- Так те ж, кого вы застрелили,- это ж наши, -- раздались растерянные голоса. Я сплюнул. И как они, такие глазастые, рассмотрели с такого расстояния? Ну, может по неповторимому узору заплаток на их полушубках? Близко-то приближаться не решались.

-- Конокрады, -- презрительно бросила Мина, разглядывая трупы убитых нами. На снегу, пачкая белое покрывало зимы красной кровью, катался Крыса Роджерс. Я не стал спешиваться, всё ещё не доверяя окружившей нас толпе.

За нашими спинами послышался свист. Криминальные элементы как будто испарились.

-- Эмма с тремя уланами, -- прокомментировала пани Златковская. - Не те люди, с которыми можно связываться безнаказанно.

Я всё-таки отомстил Крысе за ту перестрелку в Новом Орлеане и за встречу в Новой Вологде. Его рука, благодаря моему выстрелу, превратилась в кровоточащий обрубок. Даже если в гарнизоне сидит величайший хирург этого времени, то руки Роджерс лишился.

-- Куда его? - спросил я немного потрясённо.

-- Пока отвезём на гауптвахту, туда же вызовем врача, -- ответил один из улан.

Я соскочил с коня и, не обращая внимание на удивлённые взгляды спутников и робкие попытки меня остановить, стал обыскивать раненого. Искомое нашлось в сапоге.

-- Можете отвозить, -- буркнул я уланам, а потом обратился к Эмме и Мине, помахивая бумагами. - Я был прав. Крыса Роджерс - курьер.

-- У тебя какое звание в калифорнийской армии? - попытался я подколоть Эмму.

-- Я выполняю поручения графа Резанова, он генерал и верховный главнокомандующий. Можешь примерно прикинуть сам, что я по положению значительно выше тебя.

Мда. Шутка не удалась. Я жил в Чинукске в огромном доме Доминики Златковской уже три дня. Допросить Роджерса пока не удавалось. Руку ему ампутировали полностью, и он был ещё очень слаб.

Чтобы я не скучал, Аня по секрету мне рассказывала биографию двадцатисемилетней Доминики, не уставая восхищаться ей и, кажется, мечтая о такой же бурной жизни. В 1793 году, когда Польша, разделённая на части, была охвачена пламенем национально-освободительных восстаний, в семье ясновельможного пана Златковского, в городе Варшаве, родилась девочка. Её назвали Доминикой или Миной, в честь бабушки.

Она была третьим и самым младшим ребёнком в семье. Двое братьев Доминики - Ян Влодзимеж и Богуслав Ксаверий -- были старше Мины на десять и девять лет. Отец гордой польской красавицы, Юзеф Александр, во время разделов Польши вёл довольно-таки мирную жизнь, не ввязываясь в происходящие мятежи, однако когда Наполеон образовал герцогство Варшавское, Златковский получил высокий пост при герцоге Фридрихе. С началом проблем у корсиканца он, не желая терять высокого положения, стал инициатором возрождения Польского королевства.

Но Королевство пало под ударами войск коалиции, а Юзеф чуть было не расстался с жизнью. Его сыновья, воевавшие под знамёнами возрождения Польши, потеряли свободу, что едва не добило хитрого шляхтича. Оставшись практически без средств к существованию он оказался в Париже с дочерью.

Вот тут и началась история Доминики Златковской. Вместо того, чтобы искать выгодный брак, девушка проникла на территорию оккупированной Польши, в родовое поместье, и распотрошила все отцовские (и не только его) тайники. Юзеф Златковский -- что редкость для шляхтича -- оказался очень предусмотрительным, и в руках у девушки оказалось немало золота. Правда, чтобы его заполучить и сохранить, ей не раз приходилось пускать в ход оружие: пистолет и саблю. Тем временем Наполеон Бонапарт проиграл свою последнюю ставку и оказался на острове Святой Елены.

Новое правительство Франции, конечно, симпатизировало полякам, разыгрывая польскую карту против России, Пруссии и Австрии, но вот бонапартистов не жаловало, а семья Златковских, по известным причинам, считались ярыми бонапартистами. Доминике пришлось оставить блистательный Париж. Отца она отправила в Женеву, назначив ему определённый пенсион, которого хватало на безбедную жизнь, но не хватало на участие в авантюрах польских эмигрантов, а сама пересекла океан и, поначалу обосновавшись в Североамериканских Штатах, в конце концов переехала на Побережье.

Это был небольшой риск. Пани Златковскую в то время разыскивала полиция Российской Империи, а британцы, которые в это время обосновывались на тихоокеанском побережье Северной Америки, отдали бы беглянку, не раздумывая ни минуты. Хоть британцы были и не против поляков, но, как и французы, негативно относились к последователям корсиканца, каковой считалась Мина, хоть ею и не была. Её спасли две вещи: во-первых, абсолютная неразбериха в руководящих органах. Соединённое Королевство в то время ограничилось только вводом войск, не посягая на местное самоуправление без нужды. И вторая причина была в том, что Российская Империя просто махнула рукой на всех поляков, находящихся за границей, как бы сильно они Империи не подпакостили.