Братья Швальнеры - Спецназ ГРУ против басмачей

— А куда? Место нашли?

— Если б не нашли, я бы не предлагал. Все, разбег, а то подумают еще, что заговор против атамана готовим…

Когда вечером желающие оставить стан собрались у казармы, а атаман и его пьяные солдаты предались объятиям Морфея, вышедший, чтобы вести всю ватагу вперед, «к светлому будущему» Савонин ахнул. Численность была такая, что можно было смело возвращаться в Бухару и громить младобухарцев — чуть ли не двести человек с семьями стояли к нему лицом к лицу. Он аж присвистнул.

— Вот тебе раз! Это все желающие?! Почему же вы, коль вас так много, раньше не решились упырю этому отпор дать?

— На то ты и послан, — сказал казак из толпы. — Вон и евреи, и первые христиане ничего сами поделать не могли, пока Иисус да Моисей не пришли!

— Ну я не Иисус, конечно, — покраснел Савонин, — но одно скажу точно. За мной!

К утру, но еще затемно, вся армия появилась в Черкасском. Дед, встречавший Савонина накануне, выполнял эту функцию и теперь.

— Чего же это, милок? — в ужасе прибежал он к лейтенанту.

— Что не так? Ты же сам приглашал нас!

— Так я думал вас…, а вас… уууу, — он развел руки в стороны и воздел к небу.

— Ничего, дед, сказано, проживем. А про Анненкова, как и про Советскую власть, с сегодняшнего дня забудьте раз и навсегда!

— Эх кабы так…

— Не веришь? — хохотнул Савонин и слез с коня. Он дал приказ Козлову, чтобы тот расквартировывал всех где придется — кого в свободных домах, кого подселял к местным жителям, причем сами ребята должны были обустраиваться в последнюю очередь. Десяток сильных казаков вместе с его ребятами стали строить укрепления при въезде в село — натаскали валежника из прилегающего к деревне леса, набили походные мешки песком, натащили валунов. В итоге к обеду село практически превратилось в крепость, попасть в которую у незваного гостя получилось бы не с первого раза. Пока казаки строили укрепления, вооруженные ребята Савонина по очереди охраняли их — Анненков со своими шакалами мог появиться в любой момент. Савонин стоял рядом и продумывал план караула у въезда в село.

— Теперь вооружить всех надо, — делился он своими соображениями с Никитой.

— Зачем? Дежурить по очереди будем, а автоматов на дежурных и двух-трех хватит. Двоих дежурных по селу, чтоб смотрели, как бы никто с тылу не забрался-и двоих на въезд. Причем в село забраться трудно с других краев, я заметил, что оно по сути в болотах стоит. Кто сюда полезет несколько километров пешком по болоту, чтобы набеги чинить? Лошадь завязнет, а пешком далеко не уйдешь и много не унесешь. Но дежурных для порядку все же оставить надо. Почасовые объезды — и все, спокойствие жителям обеспечено. Причем так интенсивно охранять придется только первое время. Потом Анненков поймет, что здесь его встретят горячо, и соваться перестанет.

Савонин с воодушевлением смотрел на сына:

— Смышленый ты парень. Тебе бы не историком, а военным разведчиком быть. Вот вернемся в наше время, я тебя в Академию Генштаба устрою. Закончишь, человеком станешь. Нам такие кадры ох, как нужны.

— Спасибо, — улыбнулся Никита. — Только ты забыл, что времена-то у нас разные…

— Ладно, сейчас не об этом думать надо. Ты мне вот что скажи. Что же это получается? Мы должны были вместе с Анненковым против Советской власти воевать, а воюем и с Советами, и с Анненковым?

— Выходит, в этом наша миссия, среди прочего, и состоит.

— А как же все это повлияет на Афганистан?

— Пока не знаю. Но что повлияет — в этом уверен.

Проспавшись, анненковцы хватились исчезнувшей половины дутовского гарнизона — или просто решили пополнить свои запасы набегом на Черкасское, — так что к вечеру следующего дня почти 500 штыков дикой дивизии стояли перед сооруженным укреплением. Атаман явно не ожидал такого приема там, где еще вчера ему был готов «и стол, и дом».

— Вот так да, — присвистнул он.

— Не ожидал? — из-за укрепления появился на коне Савонин, держа автомат на изготовке.

— Так это ты, сукин сын, всех сюда притащил. Сбежать хотел?! Ну я тебе! — атаман свистнул, и несколько отчаянных казахов с шашками наперевес кинулись навстречу командиру спецназовцев. Тот, недолго думая, выпустил очередь коням под ноги. Те как ошпаренные шарахнулись от линии огня, сбросив своих седоков.

— Хочешь, по твоим так же выдам?

— Чего это у тебя? — атаман выпучил глаза, увидев диковинное оружие.

— А поди сюда, узнаешь.

Позади Анненкова стояло дерево. Прицелившись, Савонин дал по старому кедру внушительную очередь. Ствол покосился и со скрипом рухнул на землю, едва не придавив нескольких казахов.

— Понял? Или на словах сказать надо, чтоб убирался отсюда, забыл дорогу и крестился всякий раз, из избы выходя, чтобы только со мной не встретиться?! Потому что при следующей нашей встрече на месте этого дерева, ты, батька-атаман, окажешься!

Тот стоял как вкопанный.

— Ну чего вылупился? Пошел вон отсюда!

Анненков, все еще не сводя глаз с лейтенанта, свистнул своим и дал знак рукой — дивизия повернула и, не солоно хлебавши, поплелась восвояси. Савонин обернулся на стоявшего позади, за укреплением из мешков Никиту и, улыбнувшись, сказал ему:

— Sic transit Gloria mundi!

— Так проходит слава мирская! — перевел сын, показывая, что интеллектуально ничуть не уступает ему.

Анненковцы в Черкасском больше не показывались. Знать, не до того им было в обстановке давления со стороны частей РККА. Да и было им где еще поживиться в окрестных городах и селах — атаман промышлял не только одним сплошь грабежом мирного крестьянства, но и здорово облагал данью богатеев, коих казахские степи знали еще тогда немало. Кооператоры да и просто зажиточные люди еще с царских времен — все становилось объектом его пристального внимания, так что черкассцы могли спокойно строить мирную жизнь.

Люди были благодарны Савонину и его бригаде — как-никак, а те сумели отстоять их, защитить от набегов варваров, которым те подвергались не один год в ходе войны и через которые несли немалые потери. Ну а спецназовцы, в свою очередь, так устали от малопонятной им войны, что с радостью принимали теплоту, с которой привечали их местные жители. Хотя для ребят война была делом привычным, да чего там — главным делом жизни, которому их учили, — а все же те условия, в которые они попали, не лучшим образом отразились на их боевом духе, так что отдохнуть было в самую пору.

«Отдых есть смена труда», говорил по нынешним временам их главный оппонент в Кремле, что не умаляло мудрости его слов. Ребята вовсю окунулись в мирную жизнь — пахали землю, сеяли хлеб. Вспомнили все, что видели в фильмах про колхозы и деревню с самого рождения, обучили этому и местных крестьян. Правда, тут вмешательство Никиты пришлось весьма некстати — он здорово умел подмечать и негативные стороны коллективных крестьянских объединений. Но в целом же жили коммуной, и были относительно счастливы.