Братья Швальнеры - Спецназ ГРУ против басмачей

— Саддам? — уточнил Козлов. Этот государственный деятель в Советском Союзе 1985 года был уже хорошо известен хотя бы благодаря его дружбе с Брежневым.

— Он самый. Так вот он предпримет попытку захватить Кувейт. В ответ США объявят войну Ираку, которая начнется в 1991 году с операции «Буря в пустыне», потом затихнет почти на 10 лет, а потом снова вспыхнет с новой силой. Хусейна заподозрят в изготовлении ядерного оружия втайне от мирового сообщества и вторгнутся на его территорию. Страна будет практически разрушена, сам Хусейн казнен. Следом заполыхает Северная Африка. Революции в Египте, Тунисе, Ливии приведут к насильственной смене власти.

— Никак и полковника Каддафи к праотцам отправят? — спросил отличник боевой и политической подготовки Узванцев.

— В точку. Но никто не вспомнит, что первопричиной будет являться как раз-таки тот факт, что НАТО не сможет по итогам афганской войны толком самоутвердиться на Ближнем Востоке. Афганская война ликвидирует по сути инфраструктуру ДРА как государства, как я уже говорил, оно превратится в маковое поле без законов и порядков. В то же время не произойди открытого столкновения между ОВД и НАТО в Афганистане «Большая Игра» и холодное противостояние так бы и продолжались сколь угодно долго, никому не создавая особенных затруднений во внешней политике…

— Это мы уже слышали и поняли! — вскипел Савонин. — Скажи уже то, чего мы не знаем и что может существенно повлиять на дальнейшее развитие событий!

— Мы до этого полагали, что присоединение Узбекистана и есть ключ к решению всех проблем. Что не будь у Советского Союза такого анклава на Ближнем Востоке в непосредственной близости от Афганистана и Пакистана, мысль развязать войну ему и в голову не придет. Однако, как видно, мы ошибались, причина в чем-то другом. Если бы все было так просто, то нам достаточно было установить режим Энвера в самой Бухаре, обеспечить его поддержку силами Монстрова и спокойно отвалить восвояси…

— Но ведь Монстров сам говорил, что теперь, чтобы избежать присоединения Узбекистана, надо помочь Анненкову выдвинуться на РККА в районе Семипалатинска!

— Ага, помочь. А ты видишь, чтобы Анненков с оружием в руках воевал против РККА? Чтобы вступал в открытые бои, противостояния? И в помине такого нет. Что может заставить его объявить войну многомиллионной Красной Армии? Да нет такого обстоятельства…

— И зачем же мы сюда приперлись? — спросил теперь уже Ценаев. Он полагал, что тоже в курсе дела и сам в некоторой степени владеет ситуацией, но последнее время понял, что ошибался — юноша знал куда больше него самого.

— По собственной глупости.

— И что теперь? Уходить?

— Еще не знаю, — опустил глаза Никита. — Знаю одно: что судьба сама будет подкидывать нам знаки и ориентиры, в какой момент и что сделать…

— Но дураку понятно, что связи между атаманом Анненковым и Афганской войной нет никакой! — вскочил Козлов. — Что здесь мы просто просиживаем штаны, в то время, как могли бы заняться неким полезным делом, которое пока не можем отыскать!

— Я не был бы так категоричен, — спокойно ответил Никита. — Многие из нас уже поняли, что история — вещь многогранная, и все внутри нее связано невидимыми нитями. Однако, прав ты в том, что я, даже как историк, не нахожу четкой параллели между Анненковым и Афганом…

— А, может, задача наша в другом? — спросил Савонин-старший. Ценаев отрицательно замотал головой ему в ответ.

— Как бы там ни было, уйти отсюда мы не можем, — категорично изрек лейтенант. — Этот сумасшедший на моих глазах изрубил и сжег целую деревню и того и гляди сделает то же самое с целым войском Дутова! Его боятся его же подчиненные. Сколько крови он еще здесь прольет? Скольких уничтожит морально и физически?

Козлов смотрел на него с пониманием — его дикость Анненкова коснулась прямее всех.

— И что ты предлагаешь? — спросил Ценаев.

— Пока мы не отыскали того ключевого момента, который позволит нам приложить усилия и все изменить в истории, предлагаю оставаться здесь и на месте бороться с несправедливостью, которую учиняет этот самозваный генерал с ворованным знаменем!

— И как? Восстание поднимем?

— Если придется, то и поднимем! А терпеть то, как нашего боевого товарища оскорбил какой-то мамонт доисторический, извините, но я не подписывался. Кто считает иначе?

В рядах спецназовцев царило редкое единодушие.

То событие, которого так жаждал охочий до событий Савонин и о внезапности наступления которого говорил Никита, произошло вскоре. Войска атамана Дутова потерпели окончательное и разгромное поражение под Оренбургом и в полном составе прибыли в распоряжение Анненкова. И дотоле не церемонившийся с ними атаман теперь и вовсе разгуляется, не без оснований подумал Никита.

Встреченные тем же самым лозунгом о возможности потенциальной расправы над ними, дутовцы были несколько обескуражены с первых минут своего пребывания в части у Анненкова. Затем встретили «своих» — тех, кто бежал из регулярных частей раньше и сейчас прибился к дикой дивизии. Никита стал невольным свидетелем их разговоров.

— Ну что тут? Как? — спрашивал вновь прибывший казак у своего прежнего товарища, уже обряженного в черную черкеску с красным башлыком, разглядывая причудливый наряд.

— Эх, братец, — тяжело вздыхал тот, — лучше и не спрашивай. Такое творится, что ни в сказке сказать… Вон, табличку-то видали?

— Видали. Только, думаю, не про нас писано-то.

— А про кого же? Еще как про нас. Он так нам чуть ли не в глаза глядя, говорит: вон, мол, отсюда, чего приперлись и прочая.

— Ну и дела! А вы чего?

— А чего мы? Мы гости, он — хозяин.

— И позволяете так с собой обращаться какому-то несчастному дезертиру?

— Ну он вроде как атаман здесь…

— Вот именно, что «вроде как». Уже год ни одного сражения. На Западный фронт звали — носу туда не показал, потому как боится да поборами здесь живет…

— Да мы-то еще что! Вот люди от него страдают, это факт…

— И сильно?

— Что только ни делает! Боронами людей живых растягивает, с обрыва сбрасывает, живьем жжет… Да какое там! Младенцев рубить приказывает! Девок насильничает!

— И вы терпите?

— А куда деваться? Нас-то меньше.

— Было. Теперь мы этому хвату безобразничать не позволим, погоди у меня.

— Так и сам Александр Ильич с вами?

— Как есть, с нами. Вот он сейчас с этим вашим ухарем-то поговорит как следует…

Никите стало жутко любопытно, о чем и в каких тонах Дутов будет разговаривать с Анненковым, и он опрометью бросился к штабу. Картина, открывшаяся его взгляду, была весьма предсказуема.