Саша Бер - Кровь вторая. Орда

Поначалу, восприняв Шушпана за серьёзного противника, он вёл себя осторожно и взвешено, но поняв, что это просто мешок с дерьмом, к тому же глупый и неумелый, рассчитывающий лишь на свою огромную силу, стал откровенно изгаляться.

Даже в порыве азарта начал поддаваться, чтоб у противника, появился хоть какой-нибудь интерес к происходящему издевательству. Он давал себя захватить, или почти захватить, тут же ускользая и увёртываясь из медвежьих лап, нанося, до слёз обидные пинки.

Вдруг, откуда не возьмись, в толчее среди пыли, нарисовался щупленький старикашка. Маленький такой, плюгавенький, с жидкой бородёнкой, в старой замызганной рубашонке. Этот дедок, проявляя нешуточный азарт заядлого болельщика, начал визжать, подбадривая Кайсая: «В глаз ему дай. В глаз!».

Кайсай, в принципе, калечить Шушпана не хотел. Так, лишь проучить, да, оставить валяться в пыли, измотав до изнеможения, но азартный дедок, пагубно повлиял на его настрой, передавая толику, притом изрядную, своего буйного азарта.

И Кайсай, войдя в кураж и поддавшись на его азартные уговоры, врезал Шушпану в глаз, да, так, что тот резко перестав крутиться и махать руками, срубленным деревом рухнул мордой в пыль и затих. Кайсай тоже остановился и видя, что противник не шевелится, нагнулся, чтоб перевернуть его на спину и оценить результат своего удара, но тут, резкая боль пронзила спину и больше он, из этой драки, ничего не помнил…

Первый раз, он очнулся в полузабытьи и не понял где. Рыжий воин, даже не задался этим вопросом. Понял только, что ему совсем хреново и успел лишь, стиснув зубы, заставить себя бороться за жизнь, чего бы это не стоило, после чего, опять впал с беспамятство. Потом, ещё несколько раз вываливался в этот мир и вновь уходил обратно.

Наконец, в один прекрасный день, он пришёл в себя полностью. Вроде, как проснулся и при этом хорошо выспался, только шевелиться не мог. Не то, что было больно или ещё что-то там, просто, тело его не слушалось. Совсем. Одни глаза открылись и то кое как, и притом, даже не полностью, хотя в голове было светло и чисто.

Ощущение было такое, что он такой молодой и здоровый, сидит в каком-то чужом, дряхлом теле, как в скорлупе, из которой вылезти не может. Вот чувствует, что он это он, а тело, в котором он сидит, не он. Голову повернуть не может, а глаза всё же из стороны в сторону двигаются.

Стал вглядываться в сумрак и понял, что находится, в каком-то странном жилище. Ему поначалу показалось, что оно нечеловеческое. Все стены, потолок, всё докуда дотягивался его взгляд, было увешано пучками разных трав, букетами давно завядших и засохших цветов.

Тут промелькнуло светлое пятно. Он не смог, сначала, поймать его взглядом и не понял, что это, но, когда пятно скользнуло обратно, Кайсай отчётливо разглядел зад голой бабы. Не старухи, но и не девки. Так, где-то, средне между ими.

Подобное видение, с одной стороны, его насторожило, но с другой, как-то, оживило, и он, даже почувствовал свои руки, пальцами которых, хоть немного, но смог пошевелить. Голая баба опять прошла мимо него, теперь передом и он, почти, смог различить черты её лица. Она, действительно, была не так стара и где-то, местами, даже симпатична, но особо разглядеть лицо ему не удалось, так как он, почти сразу, уверенно зацепился взглядом за её красивые груди, ну, красивыми, они ему, по крайней мере, показались.

Ни миленькие, не большие, то что нужно, стояли ровными шарами, ни капельки не обвисая, и светлые, аккуратные ореолы тонких сосков, только ещё больше украшали их, своей не броскостью и соразмерностью общей картины. Залюбовавшись ими, он и не смог разглядеть, как следует её лицо, поэтому сначала воспринял, лишь общие контуры, но даже по ним, понял, что «не чё так бабёнка».

Кроме того, как только взгляд отцепился от сосков, он до оторопи замер, узрев на её теле разноцветные колдовские узоры, сплетающиеся в хитрые загогулины и это зрелище, даже заставило его зажмуриться от испуга. Наслышан он был с полна, от наставника своего, про этих «меченных» и от осознания того, к кому он попал, сердце его заколотилось, как у зайца.

Некоторое время спустя, Кайсай заставил себя успокоиться, решив, коль хотела б убить, то б давно порешила и продолжая прикидываться полудохлым, вновь приоткрыл щёлки глаз, наблюдая за хождением красивой, светловолосой, голой бабы, туда-сюда.

Кайсай, даже не задался вопросом, почему она разгуливает перед ним голая, как будто, так и надо было, а он, как глубоко озабоченный подросток, занимался тем, что тайком подглядывал за ней в щёлки своих глаз, оставаясь, как ему казалось, для неё не замеченным.

Вторая часть его тела, которую он осознал, после пальцев рук, стал его член, который в отличии от рук, проявил себя сразу, в полную силу и чувствительность. Возвращаясь в очередной раз, она вдруг резко остановилась и пристально посмотрела на тот орган, который, так неожиданно ожил, у полу покойника.

Сначала она внимательно рассматривала его, даже чуть наклонилась к нему поближе, пожулькала его рукой, как бы проверяя, не грезится ли ей это. Только после того, как убедилась, что стояк перед ней самый настоящий, не выпуская его из руки, медленно перевела взгляд на лицо владельца и увидев его приоткрытые глаза, вполне мило улыбнулась.

— Очухался, чё ли? — спросила она мягким, журчащим голосом и отпустив оживший отросток, погладила его по щеке, добавив, — красавчик. Погодь, пить дам…

Прошёл всего день, а он уже смог самостоятельно сесть. Правда, встать не удалось. Ноги не слушались. Странно, но при больной спине, она заставляла его лежать, именно на позвоночнике, не позволяя переворачиваться, притом лежак, был такой жёсткий, будто каменный. За это время, он себе, уже всё отлежал, что можно.

Кайсай уже знал, где он, что с ним случилось и кто эти люди, что его окружают. А произошло следующее. После того, как он вырубил Шушпана и наклонился над ним, подлый Морша, почти в упор всадил ему в спину, как раз, под задравшуюся при наклоне бронь, стрелу, чуть ли не по самый хвостовик и Кайсаю чудом повезло, что вскользь по рёбрам вдоль хребта прошла.

Кулик, захваченный потасовкой, вовремя не заметил, что Морша уже давно держал лук наготове. После того, как тот выстрелил, Кулик впал в неописуемую ярость. Рассказал в красках, что сам такого от себя не ожидал. Помнил только, что кричал: «Это не честно!» и вместо того, чтобы выхватить висевший на поясе меч, выхватил из-за спины топор и ткнув пятками коня, которого кликал Арчи, в два прыжка подскочил к Морше.

Тот от неожиданности, видать, да и с перепугу, закрылся руками крест на крест, а Кулик, так и рубанул по этому «кресту» топором со всего маха. И лук разрубил, и обе руки окультяпил.