Саша Бер - Кровь вторая. Орда

— Это оплата, Матерь, этот рыжий торгаш, видите ли, за свои услуги, деньгами не берёт.

Взрыв хохота, притом общего, моментально разрядил обстановку, что и самого Кайсая в чувство привело.

— Маловато будет! — прокричал он вслед уходящей деве.

Та уже от прохода лишь крикнула:

— Ты лучше яму рой, по глубже!

После чего вышла с царского двора, а сильные мира сего, продолжили веселиться. Кайсай видя, что перестал быть центром внимания, спокойно, не спеша пошёл одеваться, да, оружием обвешиваться. На него, как бы и внимание никто не обратил, но когда он влез в бронь, то неожиданно, обнаружил прямо перед собой, царицу.

— Послушай, Кайсай, мальчик мой, у тебя что с Золотцем, давно…

Рыжий, тут же смекнул к чему клонит Матерь и не дав ей даже договорить, прикинувшись полным дураком, выдал:

— Не бойтесь, Матерь, я скроюсь так, что не в жизнь не найдёт, ну, если конечно, ты сама ей, на растерзание не отдашь.

Кайсай быстро сообразил, что раз Матерь ничего не знает, значит у боевой девы было основание об этом не докладывать, а ему то зачем, её с потрохами сдавать. Матерь — это её царица, а не его. Райс тут же осеклась, поняв, что этот малый, не так глуп и прекрасно понял, что она хотела спросить и ни за что не скажет правды, улыбнулась и тут же перевела разговор:

— У меня к тебе будет одна просьба, бердник, — начала она величественно, — думаю не откажешь?

— Как я могу отказать тебе, Матерь, — на полном серьёзе ответил молодой воин.

— Ну, вот и хорошо, — закончила она беседу, по сути даже не начав, — мои люди найдут тебя, попозже.

С этими словами, она развернулась и пошла к столу, но не для того, чтобы сесть за него, а лишь со всеми распрощавшись, покинула царский двор.

Встреча с молодым бердником и события, которые вокруг него закружились, буквально, выбили, у Райс, землю из-под ног. Всю дорогу до стойбища, царица была сама не своя. Калейдоскоп обрывочных мыслей, мельтешащих в голове, лишал её возможности думать полноценно. Каждый обрывок осознания произошедшего, всплывающей в мозгу, теребил память и со страхом давился усилием воли, не давая ему вырасти в полноценное, взвешенное суждение.

Страх этот был, странным и необъяснимым. К одним мыслям, она относилась, как огромный дракон к хрупким бабочкам, всякий раз, боясь обдумывать, потому что пугалась их разрушить. Царица боялась, что как только начнёт их анализировать, эти эфемерные создания, могут рассыпаться под прессом логики, а она, сейчас, как никогда хотела в них верить и сохранить.

Верить в то, что найдётся Апити и всё, удивительным образом встанет на ноги, вернётся на круги своя. Странно, но такая сильная Матерь, вдруг ощутила себя беспомощной, в водовороте событий и видела в Апити некий свет в оконце, некий спасательный плот.

К тому же, появление этой парочки, молодого бердника и личинки берсеркера, однозначно говорило ей о том, что появились они, не просто так. Она почувствовала некий рубеж в своей жизни, очень важный рубеж, за которым открывалось то, к чему она всю жизнь готовилась.

— Вот, оно. Началось, — проговорила Райс сама себе, тупо смотря на гриву своей лошади и почувствовала, как волосы под золотым колпаком, зашевелились.

Эта мысль тоже пугала, но в отличии от мечтаний о встрече с Апити, эта, пугала своей бесповоротной обречённостью и грузом ответственности, как-то разом, навалившуюся на её плечи. Она жила с уверенностью, что не уклонно идёт дорогой своего предназначения, в конце которой её ждёт финальный бой, где всё и решится.

Всю свою сознательную жизнь, она считала себя главным щитом, защищающим всё то, что было свято для народов степей и священным мечом, единственной, кто способен поразить великого и непобедимого другими, врага. Она с этим настолько свыклась, считая каждый свой шаг, как путь особой судьбы, и вдруг, резко осознала, что вся её жизнь, до этого момента, была лишь подготовкой поля для посева, на котором вырастут те, кто и будут реальным щитом и мечом Священной Троицы.

Это, почему-то, напугало по-настоящему. Мысль, оказалась столь же неожиданная, как и предыдущая, про хрупкость мечтаний, только в этом случае, царица осознала себя, наоборот, хрупкой бабочкой, перед толстокожим и могучим драконом. Она тоже её отбросила, боясь сломаться, рассыпаться.

Странная связь её дочери и этого бердника, также ей показалась, в каком-то смысле, судьбоносной. Она сразу почувствовала это, каким-то непонятным образом. Ещё когда заметила изменения в Золотце, при её рассказе о встрече с молодым бердником у реки.

А она тогда, никак не могла понять, что это за щемящая тревога, скреблась на сердце и слушая дочь в пол уха, не придавая особого значения мелочам, убедила себя в том, что предчувствие того, что происходит нечто судьбоносное, было связанно именно с загадочной еги-бабой, с которой дева и начала свой рассказ.

Но увидев их сегодня в месте, притом не там на входе, где они зубоскалили, а на боевой площадке, при испытании, она отчётливо поняла, что щемящая тоска предчувствия, была связана именно с их встречей и завязывающихся между ними отношений.

Понятное дело, что девочка кое-что утаила, кое-что решила умолчать, но она, как мать, сразу и безошибочно заметила в этой ненавидевшей всех мужчин, заносчивой боевой деве, резкие, глубинные изменения и однозначно определила, что Арина влюбилась!

Материнское чувство проснулась, непонятно откуда. Райс, неожиданно пожалела, и дочь, и этого мальчика, которые так не вовремя затеяли чувственные отношения и точно осознала, что испугалась уже за них. Только почему?

Она вспомнила слова мамы, некогда сказанной ей, что любовь и полоумие одного поля ягоды и что влюблённая дева — больная на голову. Напугало то, что дочь заболела? Нет. В конце концов, она не царица, а простая дева. Ей это не противопоказано. Ну и что, что Матёрая и за её спиной сотня кос. Любовь не заразна. Боевое сестричество и с больной на всю голову командиршей, с поставленной задачей справятся. Сотня у неё отборная.

К тому же, по не писанным законам их бабьего царства, Матёрой, семья не возбраняется. Райс тут же вспомнила Линху с Теродамом. Её счастливое лицо, которое светилось обычным бабьим счастьем. Хотела бы она, как мать, такую судьбу дочери? А почему нет? Но тем не менее, что-то царицу тревожило, скребло по сердцу и от чего ей становилось страшно, вот только она никак не могла понять, по какому поводу, все эти предчувствия.

Прибыв в стойбище, Райс уединилась в своём шатре, мимоходом произнеся единственные слова за весь путь, потребовав к себе Русаву. Та вошла без доклада. Остановилась в проходе, хмуро оглядев растрёпанную в чувствах царицу. В её старческих глазах, вдруг засверкали какие-то искорки и она, упираясь на свою клюку, быстро шаркая ногами, подошла к Матери, сначала с одной стороны, заглядывая в глаза молчавшей и растерянной Райс.