Саша Бер - Кровь вторая. Орда

Выстраиваться срочно в боевой порядок, мидийцы были вынуждены потому, что ещё с перевалов увидели ровную кромку человеческого моря, стоявшую вдалеке и по всем канонам благородного боя, оставив противнику достаточно места, для развёртывания своей армии.

Иштувегу, завидев этот жест благородства, со стороны смутьянов, даже торжествующе громко рассмеялся, обозвав их дураками.

Выстроив войска и осмотрев долину с высоты одного из освобождённых перевалов, Иштувегу принял простое и незамысловатое решение: атака в лоб, но при этом, по предложению одного из высокопоставленных военачальников, всю конницу пустил в обход по небольшому ущелью, что виднелось далеко слева и которое, как раз, прикрывала конница Уйбара в полном составе, не выстроившись в ряд для атаки, а постоянно барражируя по большому кругу, напоминая сверху водяную воронку.

Иштувегу расценил постановку конницы противника в стороне, как не прикрытое желание бунтовщиков, ударить ею во фланг его наступающей армии и даже, если получится, то обойти наступающих и зайти в тыл. Ему это всё казалось настолько очевидным и дилетантским, что отдал он приказ, своим конным военачальникам, с нескрываемым саркастическим смехом.

Приказ был прост: уничтожить конницу врага и быстрым маршем по боковой долине, выйти неприятелю в глубокий тыл, не дав возможности царю Аншана, сбежать в город за крепостные стены, если у него хватило смелости выйти из них в долину на бой.

Завыли трубы, забили барабаны, царь Иштувегу вскочил в свою золотую, ассирийского типа колесницу, направляясь в самый центр своей армии и всё пришло в движение. Пешие копейщики, лучники, мечники, пращники и ещё Ахурамазда знает кто, ровным строем двинулись на врага. Элитная мидийская конница, нескончаемой рекой, хлынула в сторону Уйбара.

Военачальники конников, прекрасно понимали, что там, куда они несутся во всю прыть, наверняка есть засада и поведение конницы Уйбара, уклонившегося от открытого боя и устремившегося в тот самый меж хребтовый отвод, явно говорила за это, но бородатые усачи, лишь усмехнулись в свои пышные усы, почему-то уверенные в том, что прекрасно знают, какого вида будет там засада и как с этой мелкой неприятностью справиться.

Они ошиблись. Никаких завалов, за которые бы нырнула отступающая конница бунтовщиков, им не встретились на пути. Бунтовщики убегали, мидийцы догоняли и уже почти сели им «на хвост», всё дальше и дальше углубляясь в межгорье. Вот только проход становился всё уже и уже.

Когда головные, ведущие военачальники, не останавливая погони, начали внутренне настораживаться, то и дело оглядывая отвесные скалы, сдавливающие их с обоих сторон, а некоторые из старых опытных воинов, начали откровенно паниковать, крича командирам о западне, стало уже поздно.

Горы вздрогнули, затряслись и на головы прославленной и легендарной коннице, не знавшей поражений ни в одном бою, за всю свою историю, полился каменный дождь, в считанные мгновения, похоронив под собой всю тридцатитысячную летучую армаду.

Куруш стоял высоко на скале и осторожно заглядывал через край в узкое ущелье, дав знак прекратить валить камни всем, кто был на верху. Он впервые в жизни, командовал мирным населением. Именно эти старики, и дети, а в основной массе, женщины Пасаргады, Парсы и других более мелких городков, жители кочевых пастбищ и горных селений, одним усилием, столкнув заранее приготовленные валуны со скал в ущелье, приговорили самое мощное оружие мидийского царя, к позорной смерти.

Сейчас, до сих пор ещё встревоженные и возбуждённые, с трясущимися руками, но счастливыми лицами, они все смотрели на своего божественного царя, который возвышаясь на краю скалы, смотрел вниз. Как только пыль, поднятая камнепадом, улеглась и Куруш смог рассмотреть ущелье, стало понятно, что он победил. Слой на дне ущелья, сброшенных камней, был столь велик, что даже проблесков кого-либо под ним, видно не было. Он был сплошной и как горы, величаво мёртвый.

На равнине, где наступала основная часть мидийского войска, тоже произошло немыслимое и не менее трагичное, правда, не столь скоротечное. Как только последние конники скрылись из виду за боковым хребтом, смолкли трубы и барабаны. Наступающие остановились, развернулись в противоположную сторону и ощетинились пиками на царский личный кордон, окружающий его колесницу сплошным кольцом.

Иштувегу от увиденного впал в ступор. Шок, буквально парализовал его. Он ничего не понимал и лихорадочное метание мыслей в голове, только усугубляло, его, ничего не понимающее сознание.

Даже когда начали, как в тире отстреливать его личную гвардию и свои, и лучники врага, неожиданно появившиеся среди мидийской армии и действуя с ними за одно, он лишь крутил головой, чуть присев за борт колесницы и как рыба, выброшенная на берег, беззвучно открывал и закрывал рот.

Тут, ко всем неожиданностям, с тыла, ровным строем, нахлынули копейщики, за спинами которых, лучники отстреливали личную охрану Иштувегу. Это подошла третья часть войск, якобы штурмующих неприступный перевал. Как выяснилось позже, там вообще никакого штурма не было. Они просто встали на перевале и ждали сигнала к мятежу, не потеряв ни одного воина, как с одной, так и, с другой стороны.

Только когда телохранители схватили царя под руки и прикрывая своими телами, постарались вынести его с поля боя, он резко пришёл в себя и в приступе ярости, принялся орать ругательства в адрес изменников и обещая всех казнить самыми извращёнными способами. Кричал и бился в истерике он долго, пока последний телохранитель не лёг у его ног, а у него самого, не отобрали меч, повалив лицом в землю.

Отпустили лишь тогда, когда к его лицу, в упор, подошёл воин-великан в золотом шлеме. Иштувегу сразу узнал Харпага и бешенстве кинулся на него, в надежде придушить изменника. Вот, тут, как раз, он и успокоился, получив железным кулаком в зубы, часть которых при этом, потерял навсегда. Ярость сверженного царя, как рукой сняло.

Бой за Пасаргады закончился, даже не начавшись. Оставшиеся мидийские войска, во главе с Харпагом, вполне довольные произошедшим, сначала присягнули Харпагу на верность, а вскоре и самому Курушу.

Резко увеличившаяся армия, после нескольких дней празднования, двинулась обратно к столице Мидии — Экбатаны. Начался второй этап восхождения Великого Царя Мира.

Наступило тёплое время. Степь зазеленела, зацвела, нарядилась. Касакские орды забурлили, ожили, засуетились, набухая, как почки по весне, от прибывающего со всего света вольного воинства. Малые стойбища садились на коней или пешим переходом, сливались с более крупными ордами, превращаясь в большие муравейники. Началась подготовка к очередному походу.