Андрей Горн - Дух трудолюбия

Вспоминаю об одной маленькой штуке:

— О, мой калькулятор! Дроби ж с процентами он ведь считает!

Достаю. Пока учитель не видит, начинаю вычислять. Вижу, как Анфиса краем глаза удивленно косится на меня. А вот фиг тебе, не покажу. Закрываю калькулятор ладонью. Вскоре в голову приходит последовательность действий. Решаю на черновике. Вроде так. Проставляю полученные решения в тетрадь и сдаю в конце урока. Ф-фух! Надеюсь, прокатит.

— Конов! Соблаговолите ответить всему классу, молодой человек, как вам удалось найти ответы на задачи без записи их решения?

Бодро отвечаю:

— В уме, Матвей Петрович!

Ребята в классе засмеялись:

— В уме?! Ось молодец, Конов! Садись обратно, пишу в тетрадь двойку!

Ну почему?

Отвод по болезни закончен. И сразу гимнастический зал. Физра, как много в этом звуке, для сердца нашего слилось.

Напялив гимнастические трико, вся группа стоит в гимнастическом зале. Под высоким потолком подвешены канаты и кольца. В центре зала стоят деревянные стойки с гимнастическими брусьями и стойки для прыжков, с лежащими под ними матами. На стенах упоры с турниками для подтягивания и столбы со ступеньками, имитирующими лестницы. Вдоль зала разложена серая тканая тряпичная дорожка.

О, и тут оно, наше все, любимое приспособление для прыжков с трамплином — козел. Девчачья группа в коричневых платьях с черными фартуками уже занимается гимнастикой в конце зала, у зеркальных стен с балетными станками.

Физрук, Евграф Матвеич, судя по выправке, отставной военный, окинув всех нас взглядом и погладив свою бороду, произнес:

— Ать-два. Мальцы, в шеренгу стройсь.

Окинув взглядом построившихся по росту пацанов, выцепил в строю новенького.

— Ага! Новенький?! Имя, фамилья!

— Да. Сергей. Сергей Конов.

— Смотрю, крепок, как парочка имперских вагонов. — пошутил он: — Мышца есть. Из каковских будешь? Занимался?

— Не знаю. Ничего не помню.

— Как так, не помню? Больной что-ль?

— Евграф Матвеич, болезный он, всю память напрочь отшибло. Дохтур наш так сказал. Пока полиция родных ищет, он тут у нас — со смехом протянул конопатый паренек слева.

— Зараза треплистая…ну погоди, прибью попозже — про себя думал я.

— Даже так! Нехорошо смеяться. А ну ка, ты, киселяй, гирьку взял, вон ту…да-да, ее, родимую…и давай-ка, с пяток подъемов вверх.

(паренек возмущенно) — Ну, Евграф Матвеич! Почему так сразу я!

— Давай-давай! Чтоб не закладывал, покуда не спрашивают!

Конопатый с усилием поднял гирьку два раза и третий раз…не смог.

— Теперь ты! Давай-ка, Сергей!

Подошел к гире. Двадцати четырехкилограммовая. Та самая, «золотая», что Шура пилил.

С легкостью поднял десять раз и бросил ее на мат.

— Силен, малый! Явно занимался. — И обращаясь к моему обидчику: — Смотри, как надо! А ты, ежели делом не займешься, завсегда будешь у меня колоброд и киселяй! Всё, давай, вертайся взад!

Оглядев строй, физрук снова пробасил:

— А теперь канаты! Разбиться по пятеро! Арш!

Разделившись, юноши побежали к канатам. Первая пятерка, вторая. Евграф Матвеевич смотрел на свои часы на цепочке в руках.

— Медленно…совсем медленно…чего там зависли, чай не беременные! Так и до обеда в зале висеть будем!

Третья пятерка. Моя.

— Арш!

Подъем дался легко. Тренированные руки ухватились за канат, зацепился ногами. Перехват-вверх-перехват-вверх-перехват-вверх и уже потолок. Осматриваюсь. Мои конкуренты еще внизу. Ф-фух! Первый. Спускаюсь.

— Однако! — слышу голос Евграфа Матвеевича: — Это где ж ты так натренировался?! Скажешь?!

— Не помню, уважаемый Евграф Матвеевич! — и лыблюсь: — Наверное, где-то, тренировался!

Прокол. Не иначе. Но правда сказать, этот косяк был на физкультуре не последним. Во время прыжков я забылся и сделал в полете большой прыжок с переворотом, после чего приземлился на мат. Мое «сальто-мортале» через козла вызвало слаженный вздох, похоже, всей девичьей части группы, наблюдавшей за прыжками парней, и одобрительный ор с улюлюканьем парней. Евграф Матвеевич только головой покачал. Пронесло. Хотя нет. Потом до самого вечера вся группа подозрительно косилась и шепталась. Прокол?! Ну да!

— Cудари и сударыни! Пишем себе немедля в писчую тетрадь! Простое повторение двутакта при цифровании метрики, обозначается не как четверотакт, а как дважды двутакт. Согласно с этим мы называем подобное повторение удвоенным двутактом или удвоенной фразой. Все записали?

Брожение в классе учитель воспринимает как согласие.

— И сразу пишем себе задание. Прочесть тему A» Главы основных музыкальных форм», первый параграф и составить к следующему занятию несколько двутактов всех трех родов. Записали?!

— Давайте начнем занятие. Начнем-с, барышни, пожалуй, с вас! Наиграйте-ка мне прелюдию «Партиты» Джузеппе Антонио Бресчанелло. Вы должны ранее были проходить эту тему с вашим прежним учителем.

Брожение в классе.

— Выходим, барышни, в центр. Не стесняемся, поближе к пианино.

Снова брожение в классе. Девушки разбирают музыкальный инструмент и садятся за стулья у пианино.

Наш, как оказалось, новый учитель музыки тоже сел на свой стул, залихватски закинул ногу на ногу, наиграл правой рукой музыкальное введение на пианино и произнес:

— Ну что-с! Начнем!

Девушки начали играть. Как-то неуверенно, вразнобой, без огонька, путаясь в струнах и нотах.

— Нет! Нет! Нет! Так не пойдет! Сударыни! Сначала!

Девушки начинают снова. Опять неуверенно, путаясь.

— Нет! Нет! Нет! Фальшивите, барышни! Сначала!

Девушки начинают сначала. Также, как и раньше.

— Нет! И нет! Барышни, вы не умеете играть! Совершенно! А вы, юноши? Неужели из вас тоже никто не умеет, молодые люди?! Не умеют? Умеют?! И кто же?!

Лес рук одноклассников указывают на меня.

Резко просыпаюсь и вскакиваю. Раннее утро. Ребята еще спят на своих кроватях. Ложусь обратно на подушку. Ф-фух! Б-р-р-р! Вот это бред приснился. И что бы это значило?!

Днем, на уроке пения.

— Ай, донцы-молодцы, ай, да, донцы-молодцы. Припев поём. И-и-и, Петр, начали!

— А-а-а-а-а-а-айда — пропел Петька басом.

Класс захохотал.

— Ба! Маркин, что это было? Я ж тебя спрашиваю? Маркин!

— Федора Ильинишна, я это… я не могу, мне ведмедь по ухам треснул!

— Садись, Маркин!

— Так, Радулов, твой выход! И-и-и-и!

(другой, более писклявый голос) — А-а-а-а-а-а-ай!

Снова громкий смех в классе.

— Замолчи, аж слушать противно! Радулов! А что с тобой!?

— Федора Ильишна, у меня…ну это…голос сел! Болею вот! Второй день! Мамкино молоко с медом не помогает! С шарфом хожу!