Алексей Рюриков - Латинские королевства

Отметим, однако, что эти часто описываемые как « неслыханный террор » события, включая ослепленных, затронули менее сотни аристократов. И даже когда начались казни рядовых оппозиционеров, их количество осталось невелико. Андроник, конечно, как отмечал тот же хронист « считал погибшим день, когда он не захватил или не ослепил какого-нибудь вельможу, или кого-нибудь не обругал, или, по крайней мере, не устрашил грозным взглядом и диким выражением гнева », но даже обвинитель упоминает кроме ослепления тюремное заключение, выговор и намеки, а казней не приводит в перечне вовсе. Народу ущемление элиты нравилось, но стабильности власти не прибавляло.

За всем этим, с интересом наблюдал патриарх Иосиф. Вождем он не был, даром проповедника не славился, зато обладал огромным административным опытом, широчайшими знаниями — и не только в области теологии, изощренным умом и железной волей. Патриарх держал в руках светский и церковный — пронизывающий все слои общества аппарат, обеспечивающий контроль над вверенными землями, и умело этим пользовался. К Комнинам он пиетета ничуть не испытывал, с антиандрониковскими заговорщикам поддерживал довольно вялые связи и в союзы не вступал. Перебегающих на сторону лоялистов представителей клана неизменно направляли в действующую армию, на подчиненные верным людям посты. Не справившихся смещали, остальным становилось не до оппозиций, а их успехи демонстрировали, что « правильные Комнины — за василевса ». Магнатов, не выразивших лояльности Алексею II — а таких оказалось большинство, неуклонно лишали имений, а в случае непокорности отправляли в ссылку или ослепляли ничуть не хуже Андроника, но без широкого освещения.

Касательно реформ, находясь в позиции догоняющего, Иосиф, укрепив свой официальный статус, сделал очень эффективный ход. Он объявил « программу Андроника » испорченным вариантом плана реформ Алексея II. Который — правильный, неуклонно будет претворяться в жизнь. Это смутило колеблющихся, тем более патриарх действительно начал преобразования, а получалось у него лучше. Пронии остались правом требования налогов, но были разделены на небольшие наделы, ограничивающиеся размером собираемых податей. Доход прониара позволял выставить по мобилизации самого прониара и до пяти конных дружинников, а при увеличении поступлений, надел уменьшался. Должность стала наследственной, но прониар или его наследник обязывались лично ополчаться по мобилизации, а в мирное время по требованию дуки провинции участвовать в борьбе с бандитизмом и подавлении мятежей. На дук возлагалась обязанность проводить ежегодные проверки боеготовности, прониара, не прошедшего проверку или негодного к службе, бенефиция лишали. При этом прониар стал низовым чиновником администрации, но без права суда или нарушения имперского законодательства, включая увеличение податей. В сущности, получился некий гибрид европейской поместной системы и азиатского икта, пронизанный классической византийской бюрократией. Система вышла совсем не идеальная, но несмотря на минусы, устойчивая и по большей части работающая, а главное хорошо воспринятая обществом.

Вторым звеном власти стал дука провинции со своим аппаратом — высокая и хорошо оплачиваемая, но должность. Не только не наследуемая — патриарх ввел еще и принцип ротации, согласно которому нельзя было получить внутреннюю провинцию не поруководив приграничной. Параллельно существовал аппарат центрального подчинения, куда входили судьи и перенятые у Андроника преторы — уполномоченные по надзору за законностью на местах, так что население получило возможность жаловаться на власть в свое удовольствие, и первое время к нему периодически даже прислушивались.

Крупные землевладения попытались вообще искоренить. Полностью не вышло, в первую очередь из-за обширного императорского домена, но конфискованные у нелояльных магнатов и принцев дома Комниных земли дали возможность жаловать пронии достаточному количеству отличившихся сторонников.

Выделим некоторые последствия реформы. Поскольку прониары считались всего лишь служивыми людьми, крестьяне остались в массе прямыми подданными василевса, а не местных дворян. Разукрупнение магнатских владений оживило активность торговцев в сельской местности, увеличило количество денежных расчетов и обмен между городом и деревней. Учитывая, что основными источниками непосредственно имперской казны, стали налоги с купцов и городов, развитие внутренних связей оказалось очень уместно.

С деньгами у патриарха вообще было лучше, чем у соперника. Кроме упомянутых выше внешних займов и тех же податей, что и у Андроника, лоялисты сохранили часть транзитного грузопотока, за счет транзита из Багдадского халифата, Латинских доменов и Киликии через порты Средиземного моря итальянцами. Но еще у Иосифа оставались доходы по церковной линии. Большую их часть составляли «ставропигии» — деньги, отчисляемые отдельными монастырями и приходами не епископу, а непосредственно патриарху. Давний неписанный церковный обычай. Этот финансовый поток ослаб, но не иссяк, поскольку возведенного узурпатором в патриарший сан Василия Каматира, клир, за редким исключением, не признал. Андроник, надо отдать должное, воевать с церковью не стал, действовал путем уговоров, особенно педалируя тему склонности Иосифа Благочестивого к латинянам, что действительно имело место. На контролируемых Константинополем территориях сложился нейтралитет между властью и церковью, но финансовую дисциплину это не отменяло и деньги в Селевкию продолжали поступать.

В целом, внутреннее единство среди сторонников Алексея II было гораздо крепче, чем у противника. Патриарх, все чаще вместо прозвища Благочестивый называемый Иосиф Халубос — Стальной Иосиф , правил рукой суровой и крепкой, жестко, пусть и без шума, карая неповиновение и так и не собрав императорский двор — рассадник интриг и заговоров. Молодого василевса сдали в обучение Георгию Вуно, дополнительно приставив учителей из священников. Наследник престола рос крепким бойцом и здоровым юношей, но впитывал не столько придворные, сколько солдатские мысли и навыки, причем не столько греческие, сколько многонациональной восточной границы. Доступ к василевсу жестко ограничивали, в управлении он не участвовал, а о зачистке сразу обоими лидерами воюющих сторон семейства Комниных и прочих репрессиях, пока и вообще не знал. Как выразился по этому поводу Иосиф Халубос « жалеть их не за что, а радоваться гибели — грешно ». Свергать же патриарха выглядело затеей неперспективной, да и лидера такой затеи рядом не имелось.