Алексей Рюриков - Латинские королевства

Игнатий склонялся к возможности унии и соглашался, что рознь не столько духовная, сколько политическая. К признанию верховенства Рима и « воссоединению братских церквей », он был готов, но на своих условиях, изложенных в письме к папе Римскому Иннокентию IV. Копты хотели своего избираемого патриарха, прямое подчинение Риму, символ веры принимали греческий (без filioque) и обряды тоже реформировались по византийскому образцу. Присоединяемые прихожане не подлежали повторному крещению признаваясь христианами по умолчанию, освобождались от египетского светского спецналога, но церковную десятину не платили, ограничиваясь традиционными сборами на церковь, существующими в монофизитских общинах. Условия не отвергли. За полтора века успешных крестовых походов и экспансии католицизма Рим научился играть вдолгую, а смиряться на первое время с местными обычаями и вообще всегда умел. Главное присоединить, спустя век-другой войдут в норму. Но Иннокентий IV торговался. Несколько миллионов новой паствы могли рассчитывать на бонусы и понимание — тут спору не было. Не нравилось лавирование коптов между Римом и Византией и бесконтрольные выборы патриарха, а еще папе требовались денежные поступления. Да внезапное лишение королей Египта и Сирии статьи налоговых поступлений сулило конфликт. Впрочем, условия были вполне обсуждаемы, а торг уместен.

Но пока иерархи дискутировали, информация об условиях унии просочилась и ушла в массы. В первую очередь коптские, распространившись быстро и широко. Кто разгласил инсайд, источники сообщают по-разному, но коптская беднота восприняла новость позитивно. Священники оставались своими, перекрещиваться не надо, с соседями и сеньорами примирение. А в первую очередь народ оценил практический вывод — спецналог платить не нужно. И немедленно отказался это делать. Не подозревающие о налоговых новеллах феодалы и королевские чиновники, естественно, требовали оплаты, а затем перешли к репрессиям. Копты, уверенные в своей правоте, ответили акциями неповиновения и налоговый спор перешел в крестьянские восстания. Разрозненные, но в Верхнем Египте довольно мощные — повстанцы взяли город Идфу, тамошний барон погиб.

Король Балдуин VI поинтересовался у клириков что происходит. Ответа не получил, потому как его не просто не было — вопрос в Египте в принципе окончательно не решался, последнее слово оставалось за Римом. Переписка с Римом означала месяцы ожидания, даже будь у прелатов готовая формула. Монарх « пришел в ярость » и для начала отправил трех патриархов и епископа под арест. В королевском дворце и в комфортных условиях, но ограничив сношения с внешним миром. Определенности это не добавило — на интересы сторон наложилась реальная обстановка.

Интерес Балдуина VI был очень прост — король хотел, чтобы стало как было . Прекрасно понимая, что так уже не будет. Обрядовая сторона его волновала еще меньше, чем крестьян, третьего патриарха на подучетных землях он легко мог принять. Но резкое падение налоговых поступлений выглядело очень несвоевременно. Расходы на оборону взлетели, рыцари естественно, перекладывали их на вилланов, ужесточив собираемость податей. Пошлины с купцов Дамаска, не восстановившего торговлю после набега туркменов, тоже уменьшились, а мятежи в Верхнем Египте мешали транзиту по Нилу. Король мог подавить восстания, но требовалась уверенность в отсутствии унии. Давить крестьянский бунт с перспективой в процессе получить буллу папы римского о том, что мятежники полностью правы и вообще добрые католики, казалось сомнительной затеей. Потому как — а кто же тогда король? Правители Святой земли считались покровителями христиан, переход в католичество всегда приветствовали (хотя миллионами паства еще не добавлялась), отчего репутационные издержки представлялись высокими. А главное — что дальше-то? Сочтет папа коптов католиками — подать отменяется. Ее сохранение влечет расширение волнений, новый удар по имиджу и конфликт с Церковью. Причем со всей, с Римом, Константинополем и коптами. Крестьянские бунты, поддерживаемые клиром, одобряемые государями Европы и частью собственной знати, были совсем не тем вариантом, который Балдуина VI устраивал. Срыв унии тоже не решал всех проблем. Переговоры продолжатся, копты уйдут в жесткую конфронтацию, начнет играть свою игру Византия… В общем, простого выхода не наблюдалось. Король был готов договариваться, но сделку можно заключить с организацией. Церковью, например. С бунтующими порознь деревнями, договориться нельзя.

Представитель Византии активно поддерживал позицию коптского коллеги, намекая, что Константинополь по всем вопросам будет куда сговорчивее.

Коптский патриарх Игнатий настаивал на заявленных требованиях, считая, что восстания его позицию усиливают. И действительно — его прихожане настолько готовы воссоединиться с братским Римом, что даже воюют. И коль присоединение сорвется, возложат вину на неуступчивых, что усилит раскол — а кто виноват? По этой причине ряд хронистов и последующих историков, вину за слив инсайда о переговорах и вспышку восстаний, возлагает именно на Игнатия.

Местных латинских патриархов вопрос обрядов тоже не волновал, а по финансам они готовы были уступить. Доходов с коптов они и так не получали, а с присоединением косвенно все равно могли рассчитывать на увеличение — от паломников, проезжих и прочих. Но против присвоения Игнатию статуса патриарха возражали, а вопрос деления территорий стал самым острым.

Король вербовал наемников и стягивал вассалов в Каир для подавления бунта, когда волнения монофизитов начались и в Палестине. Пока слабые, но тенденция выглядела неприятно.

В это же время, в Дамаске вспыхнули волнения мусульман. Местным купцам не понравились действия нового графа, взявшегося взыскивать подати в полном объеме, укреплять дружину и привлекать взамен погибших горожан на поселение христиан из других районов. Граф Кутуз человеком был рассудительным. Но нрава крутого и простого, а дружину имел сильную и преданную. Потому он при первых признаках бунта, лично возглавил отряд, отрубил головы лидерам оппозиции прямо на улицах — там, где встретил, а пытавшиеся помешать толпы разогнал. Затем вышел « один и даже без шлема » на главную площадь к митингующим и пообещал строго придерживаться обычаев, не принимать решений без обсуждения с городским советом — кроме как по военным вопросам, а по деньгам простить задолженности. Но « впредь подати указал платить по праву и полностью, а селиться добрым людям указал любым, а не только магометова обычая ». Как воюет Кутуз горожане прекрасно помнили, предложенный компромисс выглядел не так уж плохо, отчего мятеж стих. Король, получив донесения о случившемся, поздравил себя с правильным выбором графа и решением хотя бы одной проблемы.