Георгий Юленков - Избранница Павла

Командование бригады оказалось впечатлено, как художественным талантом, так и технической эрудицией подчиненного. В общем, далее обсуждение пошло уже в двух взаимно полезных направлениях. "Кого уговаривать?" и "Как обо всем об этом докладывать?". Озадаченное и взбудораженное идеями начальство сперва выдавало все свои идеи вслух. Потом вдруг заметило все еще стоящего по стойке "вольно" старшего лейтенанта. Тут оно опомнилось, и буркнув выражение благодарности, моментально спровадило старлея из комнаты, где серьезные дядьки обсуждают серьезные вопросы, не предназначенные для ушей всякой надоедливой молодежи.

Полеты продолжались. Во второй половине третьего дня, наконец, закончился весь не слишком великий запас учебных пуль, и "воевать" стали вхолостую. К этому моменту семь пилотов бригады, не считая Петровского, уже были отобраны кандидатами в курсанты нового Центра воздушного боя. Наконец, вечером последнего дня, бригадное начальство не слишком довольно проворчало очередную благодарность и отпустило старшего лейтенанта на все четыре стороны.

Забравшись в заднюю кабину специально присланного за ним У-2, Павла моментально заснула, не почувствовав даже ударов колес по полосе. По прибытии на главный аэродром Учебного центра, она без доклада начальству, шатаясь, завалилась в барак-гостиницу летно-подъемного состава. Там, узнав у дежурного про свободную комнату, уже плохо соображая рухнула в неразобранную койку. Сквозь дрему Павла удивленно заметила как кто-то аккуратно снял с ее ног сапоги. Затем ее железная воля расслабила свои тиски и она провалилась в сладкое небытие.

В цеху 135-го завода профессор Проскура отчитывал инженера Анатолия Еременко.

— Анатолий Петрович, вы что же это, порядок забыли? Почему это вы взялись самовольно изменять чертежи опытного самолета?

— Георгий Федорович, да я только ошибку в них исправил. Мы же это в самом начале с вами обсуждали. А это колесо оно просто должно было принимать на себя часть нагрузки при грубом отрыве или посадке. Все-таки шасси на "Горыне" совсем новое, раньше такого не делали. Даже тот ваш ХАИ-4, и то шасси более простое имел. Просто когда чертежи делали, забыли про него.

— Гм. Вот оно что? А где Лозино-Лозинский?

— Да они с Люлькой, как вернулись из Ленинграда, так все еще третий "Тюльпан" на стенде гоняют. Говорили, что за счет увеличения размеров его можно использовать как основу для полнофункционального "Кальмара". И еще они вас очень просили на Турбинный завод позвонить, а то там наш новый заказ задерживают.

— Хорошо, передайте Архипу Михайловичу, что я позвоню. Но сами, батенька, прежде чем руку к бумагам прикладывать все равно потрудитесь меня в известность ставить. За мою резкость извините. С поставками материалов разобрались? Недостающее заказано?

— Да, с этим все нормально, через полторы недели подвезут.

— Ну и славно. Ну тогда до вечера, голубчик. Я через полчаса схожу предзащиту выпускников посмотрю, а потом поеду к Батову в Померки, посмотрю что там с тем новым барабаном. И Сольцеву ко мне пришлите!

В Померках работа кипела. На небольшом полигоне шли испытания необычных ракет. Из скрепленных вместе трех труб со свистом вылетали и тут же в паре десятков метров падали на землю странные ракеты. Вот одна из них, бодро выскочив из трубы, резко пошла вверх, но сразу же поменяла направление и, совершив головокружительный маневр, впечаталась в землю в нескольких метрах от старта. Послышался топот далеко разбегающихся испытателей.

— Эрнест! Вы живы там?

— Живы. А вот за сухость штанов не поручусь.

— В этот-то раз что еще за "ретирада" у нас случилась?

— Да из четырех стабилизаторов один вообще не раскрылся, а второй раскрылся да не до конца. И кто это такую ерунду вообще придумал. Может сделать эти стабилизаторы жесткими и запускать с открытого станка, да и нормально будет?

— Нельзя. В этих стабилизаторах-то самый цимес. Без них на самолет в несколько раз меньше ракет поставить можно. А кто все это придумал, ты у Глеба спроси.

— Это что ли из-за Лозино-Лозинского мы тут все скоро заиками станем?

— Да нет. Он и сам через пару слов имя того изобретателя поминает. Ну, того летчика помнишь, который "Тюльпан" с Михалычем сработал? Ну вот…

— Сюда бы этого старшего лейтенанта, чтобы сам попробовал свои идеи испытывать. Хорошо хоть картон при взрыве опасных осколков не дает. А с 40-миллиметровыми топливными шашками что? Сколько их нам привезли?

— Десятка на два ракет нам хватит.

— Это добре.

Покричав на рабочих выносящих новые испытательные образцы, и уже немного отойдя от пережитого ужаса оба ракетчика вернулись к работе.

— Что видишь, девонька? Говори!

— Будто над морем я лечу. И словно кто-то меня за руку держит.

— Скоси глаза, милая, погляди-ка, кто это такой?

— Не могу, баба Соня, не получается.

— Ну не получается и ладно. А впереди-то что видишь?

— Корабли вроде бы военные. Ой! Стреляют они по мне!

— Не закрывай глаз-то! Не смей! Тьфу ты! Эх ты пигалица пужливая. Все! Закончилось все нынче, ну в другой раз еще посмотрим. Ладно. Пойдем со мной медового чаю попьем.

На столе стояли и лежали кухонные предметы явно не крестьянского обихода. На нескольких серебряных десертных ложках Марина сумела прочесть черную гравированную надпись.

"Оф. собрание 86-го пъхотнаго Вильманстрандскаго полка".

— Прихлебывай, не забывай. Чего рассупонилась-то?

— Баба Соня. Ну почему он так со мной? А? Разве я его хоть раз, хоть чем-нибудь, обидела? Хотя…

— Не в обидах дело, девочка моя. Этт… этого… Павла, больно много всего тяжкого впереди ожидает. Ни к чему он тебе. Найди себе мужчину хорошего. Что б не шлялся неизвестно где, и дом не бросал. А наоборот, чтоб хозяйство на себе держал, жену свою чтоб любил. Тебя то есть…

— Не хочу другого! Мне этот нужен!

— Да чего тебе тут примерещилось-то? Ничем ведь особо не… не блещет. Песен не поет, стихов не читает, на руках вон не носит. Подумаешь, в театр пару раз сходили, да на мотоцикле покатались. Да в былые времена для свадьбы год, а то и два после обручения ждали. А вот уж коли за это время никто ни о чем не забыл, да не передумал, вот тогда…

— Да что вы такое рассказываете! Мы же с вами в двадцатом веке живем! А это все средневековье какое-то? Вот только не лю-ю-юбит он меня-я-я-яя…

— А ну тихо! А хочешь, я ведь тебя и отсушить могу?

— Это как?

— Ну чтобы тебе память твоя не мешала по людски-то жить, да себе нормальную пару искать. Что б не думалось об эт…ом Павле совсем.

— А обратно можете? Только его ко мне?

— Тьфу ты! Об этом и думать не смей! Узнаю, что ты так сделала, прокляну тебя, даже сильнее чем ты сама себя этой гадостью спортишь. Отсушить можно бесплатно, присушить дорого встанет!