Юлия Алева - Пепел и роса

Тюхтяев пребывал в меланхолии. Температура тела в 37?С намекала, что процесс лечения идет нормально, зато моральный дух пребывал в упадке.

— Вы пугаете меня, Ксения Александровна. — бесцветно произнес он.

— Полагаете, что я похитила Вас и удерживаю для опытов? — я не очень удачно пошутила, да он «Мизери» не читал.

— Нет. Но эти Ваши наклонности… Вы могли бы поступить в медицинский Университет, стать фельдшером, но не нарушать закон о врачебной практике… — неужели сам в это верит?

— При Его Величестве Александре Александровиче у меня было не очень много шансов на высшее медицинское образование, да и средств на него в моей семье особенно-то и не нашлось. — я с ногами, попирая все приличия, устроилась в кресле. Это оказалось удивительно удобным, надо будет его перетащить в кабинет. — А потом, Вы сами знаете мои обстоятельства. Скорее всего Николай Владимирович давненько уже попросил Вас собрать обо мне всю информацию. Когда бы мне что успеть?

— Но…

— А если бы я не обладала всеми моими знаниями или боялась их применять на практике, то Вы бы уже истекли кровью.

— Так-то оно…

— Будем считать, что это Вы так выразили признательность за то, что я смогла Вам помочь в трудную минуту. — неужели нет других тем для разговоров?

— Но раз Вы столько всего знаете, просто преступно закопать свой талант в землю. — с неуместной патетикой заявил он.

— Я подумываю над открытием фармацевтической фабрики, но средств, даже моих, на это не хватит. — призналась я. — На этом можно было бы успешно заработать, а если производить что-то, неизвестное в других странах — то и получить преференции в случае войны. Вспомните, какие были санитарные потери в Крымскую? Имей мы преимущества в медицинском обеспечении, могли бы расширить границы Империи еще тогда.

На самом деле, это стало моим диким разочарованием. До своего второго пришествия в XIX век я рассчитывала на быстрый поиск адекватного фармацевта, которому по сходной цене, а то и за процент от прибыли, смогла бы продавать рецепты. Потом стало понятно, что пока еще тут нет ни одной полноценной фармфабрики, и это стало моей идеей-фикс. Но все попытки найти подходящего проводника потерпели сокрушительный крах: ни врачи, ни фармацевты не желали слышать о любых, самых мизерных новшествах. Самая большая моя надежда была на графиню Ольгу, которой очень понравились обезболивающие. Если бы она надавила на мужа, то можно было бы… Но и здесь все глухо. На намеки Ольга не реагировала, а к графу лезть как-то боязно.

Перед сном я еще раз осмотрела швы — они неплохо подживали, да и вообще, создалось впечатление, что на Тюхтяеве — как на собаке… Он молчал, на вопросы отвечал односложно и вообще не проявлял всегдашнего добродушия.

— А где же Вас так угораздило? — задала я мучавший меня вопрос.

— Не берите в голову, Ксения Александровна. — поморщился пациент.

— А все же? — я поудобнее устроилась на стуле всем видом демонстрируя намерение встретить второе пришествие именно здесь.

— Да прямо на Моховой — я Его Превосходительству бумаги только завез. Даже не рассмотрел, пока с кучером договаривался. — с какой-то детской обидой на мироздание сообщил он.

Интересный поворот. Второй порезанный — и все рядом с господином Татищевым. А тут и граф приезжал что ли? Но оказалось, что губернатор сидел в Москве, а бумаги ожидали его приезда.

Ранним утром в двери заколотили. Мефодий стоял чуть позади, а разгневанный граф атомным ледоколом возвышался на пороге.

— Где он? — ни дать, ни взять суровый отец, застигнувший растлителя юной дочери.

— На втором этаже в комнате для гостей. Устинья, проводи. — распорядилась я. — И, Николай Владимирович, не очень его тревожьте, а то швы разойдутся.

Подслушивать не стала, хотя и очень хотелось.

Вышел губернатор из палаты мрачный, не глядя опрокинул солидную порцию коньяка, закусывать отказался и устроился на диванчике. Я успела прикрыть свой портрет-ню ширмой и терпеливо ожидала речи.

— Молодец, что выходила. — наконец выбрал тему для разговора. — Теперь он просто обязан на тебе жениться.

— Может не надо? — заканючила я. — Мы никому не расскажем о его лечении.

— Посмотрим. — отрезал родственник. — Соглядатаи твои небось уже напели начальству?

— Птички улетели еще до приезда Михаила Борисовича. Они из жандармского отделения были.

— С чего ты взяла? — вскинулся граф.

— Так, когда они уже надоели, я с Мефодием пирогов к ним отослала. Ну и подружились. Они вроде как следят, я вроде как подкармливаю. Но пару дней назад сгинули.

— Остроумная ты сверх меры, как я погляжу. Замуж точно надо. — резюмировал ошарашенный родственник.

— Боюсь, там со мной легче не станет. — парировала я. — Но у меня тут кое-какие догадки возникли. Вы велели сразу говорить…

— Ну? — он закурил, хотя я не очень поощряла подобное.

— Вряд ли жандармы решатся на откровенное смертоубийство, так что вашего покойника кто-то другой уложил. И как бы этот труп сам не из особого отделения был. Это, во-первых. Во-вторых, и неизвестного, и господина статского советника резали, а не душили или застрелили. Похожий тип покушений. Логично предположить, что это одно и то же лицо.

— Резон есть. — согласился гость и сам налил себе еще.

— Тюхтяева на той встрече не было, так что Вам виднее, кто еще может желать Вам зла. Михаил Борисович грешит на расследование Ходынской трагедии, но вряд ли кто захочет руки марать. Господин Пален же уже подготовил отчет, где во всем винит москвичей? Ему только это выгодно найти. А Сергея Александровича любая кара минует. Так что за все ответ нести будете или Вы, или господин Власовский. То есть он-то точно, а вот Вы не обязательно.

— Ты чем вообще голову себе забиваешь?! — громыхнул Татищев. — Выброси эти мысли все и думай про бабьи дела.

— Про них я тоже подумаю. Но за Вас очень переживаю. И при любом раскладе трупы вокруг Вас никому не вспонадобятся. Поэтому я могу предположить только один вариант — еще одно покушение. Господин Тюхтяев пока выбыл из строя, Вы достаточно много времени проводите на людях, из-за чего это удобно. Поэтому заклинаю Вас тем, что Вам дорого — благополучием Ольги Александровны и детей — будьте осторожны.

— Эк ты накрутила-то… — нахмурился родственник. — Покушение… Господь меня доселе берег, и впредь управит…

Я только губы поджала. Упертый мужик, не сдвинешь.

— Ладно, понял я тебя. Поеду в Зимний, там у меня тоже дела есть, а ты тут за Тюхтяевым приглядывай. Дорог он мне. Говорит, ты в медицине разбираешься?

— Слегка. Вы же сами про аптеку знаете… — завела я старую песню.

— Да твой купец тоже торгует разным, а корицу с шоколадом сам не вырастит… — Он постучал по столешнице пальцами. — Вроде как ты лекарства новые на нем испытывала?