Юлия Алева - Пепел и роса

Родом мой наречённый оказался из семьи небогатых дворян Смоленской губернии, имел сестру — давно и многодетно замужнюю в Иркутске. Господин Тюхтяев-дед сам выслужил себе личное, а после — потомственное дворянство еще в Отечественную войну, так что глубоко в генеалогические завитки копать не придется. Был женат, о чем родственник разок рассказывал, но брак оказался бездетен и шестнадцать лет назад его супруга мирно скончалась. Как я посмотрю, существенной скорби по ней он не испытывал, хотя кто знает, что за мысли посещают эту рыжую голову?

— Михаил Борисович! — о сложных вещах не стоит спрашивать за едой, но когда-никогда бы пришлось все равно…

— Да? — насторожился мой гость.

— Покажете свою службу?

Он аж поперхнулся и я подбежала постучать по спине, сама поднесла стакан воды. Заботилась, как могла.

— А что Вы ожидаете увидеть?

Очень кстати вспомнилась история о генеральской дочери, любившей слоников, но до этого анекдота нам с графом противогазы надо еще пустить в тираж. Поэтому остается принять торжественное выражение лица и ответить красиво.

— Мне очень интересно, где вершатся судьбы Империи, а Вы проводите большую часть жизни.

Мы посетили присутственное место — кабинет статского советника в министерстве внутренних дел. Мелкие чиновники почтительно кланялись, Тюхтяев неестественно суетился, а я сдержано улыбалась. Прошуршала муаровыми фиолетовыми юбками мимо столов, простеньких чернильниц и удивительного запаха казенных помещений — он странным образом был похож на то же присутствие в Саратове, Самаре, и особенно Суздале. Забудь, Ксюша, этого больше не будет, а всяких Карлсонов Тюхтяев дробовиком отшугивать начнет. Внутри оказалось чисто, но бумагами он обрастал просто стремительно. И ничего лишнего — портрет Его Величества на стене, как у остальных, и даже ни одного цветочка.

Погуляли по городу. Все-таки не часто у людей дело идет к свадьбе. Посидели в кондитерской. Мысли метались безумными белками и выходов было не так чтобы уж очень много. Или да, или нет. Замуж идти все равно придется — Ольга рано или поздно найдет кого-то, кто вряд ли окажется лучше. Этот меня не бесит пока что, опять же делом занят. В конце концов, если не уживемся, поделим дом на две половины, как многие тут, и все. Правда, после первого замужества мне очень важно выяснить один нюанс заранее. Но как? Я попробовала изобразить томный взор и мой спутник вздрогнул: конечно, не каждый день внезапно с вожделением смотрят на недоеденное пирожное.

— Вам понравились эти сладости?

И официант тащит еще тарелку совершенно пересушенных макарун. Улыбаюсь и домучиваю их.

Ну что еще делать-то? Можно, конечно, спросить насчет голодающих дома рыбок, но тут эта шутка пока не прижилась.

— Михаил Борисович, а где Вы планируете жить после женитьбы? — задумчиво помешивая какао протянула я. Тюхтяев смутился, но мужественно отправился демонстрировать свои чертоги.

Квартира моего жениха не блистала. Не то чтобы я придираюсь, но хозяева обветшалого доходного дома Гемилиан явно не заморачивались с ремонтом последние лет тридцать. О таких прелестях цивилизации как душ и ватерклозет здесь не слышали точно, и пусть когда-то лепнина и дорогое дерево рам и дверей вытягивало всю концепцию — сейчас этого явно маловато. Видимо что-то этакое отразилось на моем лице, так что Тюхтяев засуетился, заметался по передней, которая пусть и не была захламленной, но отсутствие женской руки было заметно даже такой хозяюшке, как я. Что ж, соперниц у меня на этом поле точно нет.

— Если Вы… Мы, конечно, снимем более просторное жилье… — пробормотал он, высвобождая мне кресло. — Для одного мне здесь как раз, но Вам-то…

Гостей Тюхтяев не ждал. Он вихрем гонялся по квартире, пытаясь сгрести в единую кучу бумаги, папки, справочники, а мне было весело.

— Может чаем угостите, Михаил Борисович? — сжалилась я после того, как рухнула не потянувшая жизненных невзгод этажерка. С нее помимо прочего упала карточка женщины-рыбы. Я и забыла, что на карнавале был фотограф. Посмотрела внимательнее — улыбаюсь, восторженная от первого в жизни бала, готовая покорять мир.

Хозяин смутился и спрятал свое сокровище в столе. А дело-то куда серьезнее, чем показалось мне вначале.

Ну вот что, мне и этого надо соблазнять что ли?

Я сняла шляпку, уложила на край стола и сдвинула так, чтобы она точно упала, не отводя от взгляда от хозяина. Он бросился поднимать чудо галантерейной мысли и тут-то наши лица оказались на нужном расстоянии. Когда устраивали фотосессию козы тоже почти щека к щеке сидели, но сейчас напряжение в воздухе оказалось посильнее. Наперекор всем рекомендациям о хорошем тоне (сегодня день плохой девочки) не опускаю глаз покуда он вглядывается в мои прежде чем решиться на поцелуй. Скромный, деликатный, почти целомудренный, словно бабочки касаются моих губ. Все же разные поколения, непонятно, как себя вести. Позавчера оно все как-то проще было. Перед смертью оно все проще выглядит. Осторожно положила ладони на его затылок, вновь, как в подвале, утопила пальцы в волосах, чуть надавливая на кожу, и вот тогда Тюхтяев поверил в мои намерения.

— Безумство моё… — шептал он, зарываясь в прядь волос под ухом.

Оставалось лишь позволить увлечь себя вглубь квартиры.

Я не стала изображать роковую женщину, так что только наблюдала за его смущением, чуть прикусив нижнюю губу, чтобы не рассмеяться и окончательно не погубить романтический настрой. В эти времена с соблазнениями дело обстояло непросто — литераторы и прогрессивная интеллигенция дискутировали о «Крейцеровой сонате» и конфликте между страстями и возвышенной любовью, словно это необходимо было разделять. Это я в походах по литературным чтениям выяснила. Чуть было не опозорилась с идеей гармоничного взаимопознания. Женщины только начинали сражаться за отношение к себе как к равному партнеру в отношениях, а не к кобыле-производительнице в красивой сбруе, мужчины вообще непонятные конструкции в голове строили еще в подростковом возрасте, а потом всю жизнь жили в большом внутреннем конфликте, когда Прекрасную Даму можно только возвышенно любить, а все телесное, к чему неумолимо тянет — постыдно и низко. А ведь мой спутник изрядно постарше, там вообще неизвестно, что за тараканы в голове водятся.

Наблюдая за ним столько времени, настраиваешься либо на бешеную страсть, либо на какую-то мелкую суету, но он удивил. Словно впервые разглядев собственную тесную спальню, Тюхтяев понял, что девать меня некуда кроме как расположить на узкой, почти походной кровати, по-армейски застеленной суконным покрывалом. На нем-то и случилось наше грехопадение.