Юлия Алева - Пепел и роса

— Как-то это все неожиданно. — пробормотал он, сбрасывая мундир на стул. Хотя куда уж предсказуемее, после подвала-то. — Я немного иначе планировал…

Ну хоть планировал, и то радует. Небось лежат где три папки с приложениями и схемами-картами. Зашифрованные, само собой.

Встал на колени рядом с кроватью и занялся моими руками — сначала стянул перчатки, сжал ладони и перецеловал все пальцы, как в бесконечно далеком летнем прошлом в гостевой спальне Усадьбы. Медленно, заставляя меня дышать чуть чаще, чем было задумано. Кто тут кого соблазняет?

Незаметным движением раскрылась застежка жакета и вот он уже присоединился к сюртуку. Наверняка сейчас уходят последние мгновения, когда еще можно свернуть все к шутке и убежать, но не хочу. Я уже обвила руками его шею и чувствую, как кружевная блузка с множеством бусинок-пуговок тоже присоединяется к старшему товарищу. Умелые, однако, у Михаила Борисовича руки. И шестнадцатилетнее вдовство вряд ли было по-монашески аскетичным. Весь мой местный сексуальный опыт обходился ночнушками, а как это оказывается интересно — раздеваться. Он поставил меня на ноги, когда дело дошло до юбок и вот многослойность одежды легкими белыми облаками укрывает пол, а я прикрыта лишь коротенькой шемизой, микроскопическими кружевными панталонами, уверенно покинувшими рамки приличий, чулками и подарочным корсетом. Вот как раз с ним вышла незадача — застежка новой модели оказалась морально устойчивее хозяйки, и без необратимых последствий снять его не получалось.

Он вопросительно взглянул на меня, и тут-то я рассмеялась, уронила его на кровать и уселась рядом. Тюхтяев корсетов не носил, что сделало дальнейшее проще и интереснее. Жилет с восьмью пуговицами, галстук и сорочка, в которую можно одеть трех графинь, скрывали все тот же серебряный крестик на простом шнурке и свежие кровоподтеки от подвала. Я нечаянно коснулась все еще багрового шрама, но мужчина даже не поморщился.

— Ангел мой. — это он зря, конечно, так оптимистичен. И с трогательной нежностью обнял, чтобы почувствовала биение его сердца даже сквозь все слои белья. Чуть улыбнулась, прижавшись еще ближе, настолько это было возможно. Ну очень-очень близко.

Есть все же смысл в этом странном местном нижнем белье. Определенно. Хотя без корсета было бы удобнее. Если чуть съехать вниз и обвить ноги вокруг его бедер, то можно стать единым целым с этим удивительным человеком. И когда это происходит, мы открываем друг друга с совершенно новой стороны. Очень, кстати, неожиданные, открытия можно совершить в самых привычных людях. И воодушевляющие. Причем сейчас, если судить по радостному изумлению на его лице, да, вот именно сейчас и именно так, уже я его приятно удивляю.

И хотя постельные навыки, накопленные в двадцать первом веке, стоило пока придержать при себе, время мы провели замечательно. Он оказался неплохим, пусть и не особо изобретательным любовником, а еще обладал восхитительным свойством начисто отключаться сразу после. Как в анекдоте. Мне как раз стоит собраться с мыслями, а разговоры и ласки сейчас точно помешают сосредоточиться.

Этот брак навсегда — вряд ли он сам когда захочет развода, да и я тоже теперь более заинтересована в этом замужестве, чем несколько месяцев назад. Расчет, конечно, в чистом виде. Мне будет удобнее с ним, чем одной. Пусть материально я обеспечена, но этот брак даст мне дополнительные социальные гарантии, а его способности и сфера деятельности защитят от возможных проблем.

Навсегда. Я еще раз посмотрела на доверчиво улыбающегося во сне статского советника. Только сейчас стало понятно, насколько детское у него выражение лица, когда не нужно искать врагов и решать планетарные проблемы. Лет пятнадцать точно я смогу на него любоваться. Бороду тронет седина, морщинок станет еще больше, но он не перестанет шутить и заботиться обо мне. Такое навсегда меня очень даже устроит.

Я приподнялась на постели и взглянула в окно. Дело шло к сумеркам и кому-то явно пора домой. Мужчина рядом со мной мирно спал, ну или очень хорошо притворялся. Я бесшумно собралась — вряд ли уж совсем аккуратно, но как смогла — и погладила его плечо. От прикосновения он вздрогнул, и хорошо хоть за пистолетом не потянулся. Рассеянный со сна, наблюдал, как я пытаюсь хоть слегка спасти прическу.

— Мне пора. — шепнула я.

Человек наиболее честен в момент пробуждения, так что огорчение, мелькнувшее в глазах, было подлинным. Да и прочие эмоции, которыми я вдоволь налюбовалась из-под опущенных ресниц. Смущение, опасение, робость, даже обреченность какая-то. Странно, мне казалось, что сам процесс ему нравился. Он быстро оделся и поймал извозчика. Мы ехали в напряженном молчании и лишь у дверей дома я обронила «Да».

Он, все еще погруженный в себя, поднял глаза от ботинок, которые доселе изучал с поистине криминалистическим упорством.

— Вы согласны?

Я кивнула.

— Только поселимся здесь. — чмокнула его в щеку и исчезла в доме.

На этот раз помолвка не требовала скороспелой свадьбы и я углубилась в счастливое ожидание. Графиня Ольга погоревала чуток над моим выбором, но тут же отдалась делу организации грядущего торжества. Свадьбу запланировали на 12 января — очень хотелось зимнего праздника, чтобы снега было побольше и вообще красиво. Тюхтяев соглашался со всем, хотя чем дальше, тем чаще огорчался, что до венчания еще так далеко. Мне порой приходила мысль, что сейчас он куда как более трепетно ко мне относится, чем раньше. Хотя, казалось бы, почему?

В Российской Империи не принято добрачное проживание, но помолвленным вдовам определенно доступно больше, чем остальным, так что порой мы с упоением целовались в самых разных местах, хотя по неясным мне соображениям до спальни дело не доходило. Поцелуи бывали очень долгими, настолько, что руки сами оказывались в разных местах. Мне доставляло немыслимое удовольствие провоцировать советника на потерю самообладания, а он всерьез конфузился этого.

Мы виделись практически ежедневно — введя в ритуал совместные обеды, ради которых он буквально в мыле срывался с работы. Иногда не получалось, и тогда я получала ласковые записки на служебной бумаге с посыльным. Почти незаметно приучила его делиться событиями дня, обсуждая как сложно-политические, так и уголовные вопросы. Поначалу он ссылался на служебную тайну, но потом перешел к анонимности, и мне оставалось только соотносить интриги и газетные публикации.

В целом, наше общение позволяло привыкнуть друг к другу чуть больше. Я с самого начала не ставила своей задачей Большую Любовь, но привязанность начала появляться сама собой. И вот уже ловлю себя на мысли, что радуюсь визитам, запоминаю какие-то моменты, которыми хочу поделиться именно с ним, и практически перестаю ощущать чуждость местных реалий.