Дэйл Браун - Воинский класс

— Русский нефтепровод через Грецию? Это будет номер, — сказал Солис, поморщившись. — Странные дела. Кроме того, кто решился бы построить трубопровод через Косово или даже Черногорию? Пришлось бы потратить миллиарды, чтобы защитить его и тратить миллиарды на его восстановление каждый год. Эти провинции не будут достаточно стабильны, пока Сербы будут все решать. Даже Павел Казаков не сможет подкупить все враждующие группировки.

— Нет, он хочет, чтобы нефтепровод прошел через Албанию. Влёра является логичным местом его завершения — защищенная гавань, легкий выход на Адриатику и далее в Италию, хорошая инфраструктура, доки, хранилища, готовый НПЗ. — Солис продолжил. — Но последнее, что нам нужно, это чтобы такое чудовище как Казаков закрепилось в Албании. Если мы вставим ему палку в колеса, выразим свой гнев, создадим достаточные барьеры, он, возможно, возьмет свой деньги от продажи наркотиков и продаст свой трубопровод американским или британским нефтяным конгломератам. Это было бы идеально.

— Так какой ответ мне подготовить…

— Вежливо подтвердите прием сообщения, но ждите, пока он не пришлет как минимум три жалобы, прежде, чем ответить, — с улыбкой сказал Солис. — То есть перед тем, как послать его по азимуту. В свое время.

— Очень хорошо, сэр, — сказал помощник. — Мне следует известить о внешних угрозах НРУ и министра государственной безопасности Сирадову?

— Не стоит, — небрежно ответил Солис, начиная пролистывать утренние сообщения. — Казаков — бешеная собака, но опасен он только в России. Если он осмелиться сделать хотя бы шаг на нашу территорию, мы прибьем его гнилую шкуру к стене. — Он посмотрел на своего помощника и подмигнул. — Поздравляю с новыми часами, Тхимио.

Павел Казаков действительно никогда не знал своего отца. Грегор проводил гораздо больше времени на службе и со своими солдатами, сначала в Красной Армии, потом в Российской. Он был не более чем далеким воспоминанием, настолько же чуждым своей семье, насколько он был героем для России.

Сначала Павел знал его только по письмам к матери. Они сидели за обеденным столом, словно загипнотизированные рассказами отца о каких-то военных событиях, зарубежных приключения или иных подробностях. Он уже начинал отдавать своим детям команды, сидя где-то в далеком полевом штабе, выполняя тяжелую работу, на которую вызвался добровольцем. Его приказания никогда не имели тех последствий невыполнения, которые могли бы возникнуть, будь он рядом, но они все равно ощущали его присутствие. Позже Павел узнал своего отца по разговорам взрослых, письмам и газетным статьям, о его приключениях в Европе и юго-западной Азии. Он был больше, чем человеком, и люди на любой должности в любом городе испытывали к нему огромное уважение.

Но по мере того, как росла его легендарность, уважение Павла наоборот падало. Его никогда не было рядом. Павел начал считать, что отца не интересует семья в той же степени, что военная служба. Для Павла стало гораздо интереснее увидеть, как далеко он сможет зайти, как манипулировать стариком вместо попыток завоевать уважение человека, которого никогда не было рядом, чтобы его выразить. Павел слишком быстро узнал, как это выгодно — иметь возможность получить любовь и уважение от других. Зачем было следовать за живой легендой, которой никогда не было рядом, если было так легко пользоваться ею повсюду?

Но после смерти отца, Павел понял несколько вещей. Во-первых, их руководство забыло о нем. Это было невыносимо. Но, самое главное, Павел сам забыл отца. Грегор Казаков обрел всенародное уважение, которое заслужил — и даже уважение сына?

Nah, все это херня, успокаивал себя Павел Казаков. Правительство любило полковника Казакова потому, что он был чертовым бездумным военным автоматом, который принялся за идиотскую работу и все бессмысленные и, в основном, самоубийственные задачи без единой жалобы. Зачем? Просто потому, что не знал ничего иного. Он был бездумной военной обезьяной, имевшей за всю свою службу ровно одну заслугу — захват аэропорта в Приштине в 1999 году. Русский народ любил его за то, что было чертовски мало героев в эти дни, а он был под рукой. Он не был замечен ни в каких реальных добродетелях — Грегор Казаков был шутом в военной форме, погибшим в ходе неблагодарной, бесполезной и бессмысленной миротворческой операции в дрянной части мира, куда его отправило безмозглое, обанкротившееся и неумелое правительство. Он заслужил того, чтобы умереть страшной смертью.

Тем не менее, Павел Казаков счел полезным упомянуть имя старика, обращаясь к небольшой группе техников и вспомогательных рабочих, собравшихся в закрытом ангаре перед удивительным малозаметным самолетом «Метеор-179».

— Друзья мои, за последние несколько недель вы все проделали экстраординарную работу. Я знаю, что мой отец, полковник Грегор Казаков гордился бы каждым из вас. Вы настоящие русские патриоты, истинные герои своего отечества.

— Эту операцию мы тщательно спланировали, собрали лучшие разведданные, изготовили и испытали лучшее оборудование, и провели долгие часы за тренировками. Результат вашего упорного труда прямо здесь, перед вами. Вы лучшие. Для меня было привилегией работать с вами, чтобы сделать эту операцию реальной. Мне осталось сказать только одно: спасибо всем вам, и дорой охоты! За Грегора Казакова и Россию, в бой! — Группа из примерно ста инженеров, техников и управляющего персонала взорвалась яростными аплодисментами и криками.

Быть может, старый пердун дал кому-то цель в жизни, подумал Павел.

Ион Стойка, старший летчик-испытатель «Метеор Аэрокосмос» и его оператор вооружения, бывший российский летчик-истребитель Геннадий Егоров заняли свои места в «Метеоре-179», запустив питание и проведя проверку. В ангаре погас свет, ворота раскрылись, самолет отбуксировали наружу, и они запустили двигатели. Вся предполетная проверка заняла всего несколько минут, так как процедура была полностью компьютеризирована — члены экипажа имели только краткие списки задач для проверки, которые требовалось только запустить.

Они начали ожидать команды на взлет.

Авиабаза в Жуковском, к востоку от Москвы, была действующим российским военным аэродромом, на котором размещались несколько эскадрилий бомбардировщиков Ту-95 «Медведь» и Ту-22М «Бэкфайер» [36] Все российские Ту-95 базируются на базах Энгельс и Украинка (Амурская область). Ту-22М в Жуковском тоже нет , а также несколько учебных, транспортных и других вспомогательных самолетов. Поддержание секретности на такой базе было делом несложным, хотя это был далеко не самый секретный объект. При взлете в ночное время все аэродромные огни отключались с целью сокрытия количества и типа взлетающих самолетов — стандартная процедура советской эпохи, даже в мирное время. Хотя с северной стороны взлетно-посадочной полосы находились основные сооружения базы, а в нескольких километрах к юго-востоку располагался небольшой жилой массив, сама полоса была относительно изолирована. Ночью никто не мог просматривать ее, кроме диспетчеров и охраны, оцеплявшей полосу при каждом взлете, дабы держать подальше возможных любопытных.