Джон Хэкетт - Третья Мировая война: нерасказанная история

При отсутствии приказов и какой-либо информации, Некрасов вдруг ощутил уверенность в том, что танки идут в атаку вслед за ними. В прошедшие нескольких часов поддержка с воздуха отсутствовала, но теперь все небо заполонил рев реактивных двигателей. Было понятно, что несколько авиационных дивизий прикрывали наступление. В поле зрения Некрасова появились танки, двигавшиеся все быстрее. Быстрее! Быстрее! Теперь не было никаких сомнений в тому, что нужно было делать остаткам его батальона.

— «Вперед!» — Закричал Некрасов в ларингофон. — «Вперед!». — Солдаты сами поняли, что находились на острие гигантского бронированного клина. Машины Некрасова рванулись вперед, вперед, только вперед. Слева от них колонна машин тылового эшелона британской дивизии отступала по параллельной дороге. Некрасов игнорировал ее. Вперед, на запад! И Быстро! Но теперь авиация и передовые части танковой армии, казалось, отклонились в сторону от направления, которое первоначально казалось направлением главного удара. Они отделились от колонны Некрасова. Несмотря на все приказы, запрещающие тратить время на незначительные бои, они отклонились от главной оси наступления. Происходящее наполнило его тревогой. Его механик-водитель Борис в первый раз видел его подавленным.

Искры взметались из-под гусениц БМП, с ревом и грохотом двигавшейся вперед. Батальон, не снижая скорости, ворвался в небольшой город со зданиями из красного кирпича. Улицы были заполнены беженцами, маленькие перегруженные машины тащили остатки семейных пожиток. Плачущие дети с криками бросились бежать. Старики, помнившие последнюю войну, смотрели из дверных проемов. Батальон Некрасова прорывался на запад через заполонившую улицу, охваченную паникой толпу. Люди в панике разбегались. Солдаты Некрасова игнорировали их, БМП давили каждого, кто оказывался на их пути. Ничего не имело значения кроме потребности как можно быстрее попасть на фронт.

- Не проклинайте меня, — кричал Некрасов проносящимся мимо людям. — Я просто солдат. Мне до вас дела нет. Но потом подойдет карательный батальон КГБ. Они вами займутся. — Никто не слышал этого, кроме Бориса за штурвалом БМП, у которого была гарнитура. В любом случае, никто бы его не понял.

Однако, атака 4-й гвардейской танковой армии, начатая по распоряжению командующего фронтом, который придавал ей решающее значение, была остановлена до наступления темноты. Причиной тому было поразительное событие. Командующий наступавшей на соседнем участке фронта 3-й ударной армией генерал Рызанов принял одно из самых драматических решений этой войны, объявив свои силы «Русской освободительной армией», принял офицеров связи НАТО и приказал открыть огонь по советским войскам. Нечто подобное произошло во время Второй Мировой войны со 2-й ударной армией, когда в мае 1942 ее командир, генерал-лейтенант Власов приказал расстрелять чекистов и комиссаров и начал борьбу с войсками коммунистов [100] Неизвестно, в какой школе автор учил историю, так как Власов был взят в плен при попытке выйти из окружения или раствориться среди местного населения. Большая же часть 2 УА либо вышла из окружения, либо погибла. К реально созданной «РОА» она не имела никакого отношения . Тогда реакция на мятеж была более или менее сдержанной, хотя Власов представлял собой довольно важную силу, борясь с коммунистами при помощи трофейной техники и поставленного оборудования до самого конца войны, до своей жестокой и героической смерти [101] Довольно занимательно, что у генерала поворачивается язык назвать повешение героической смертью… . На этот раз решение было принято более жесткое. Силы Рызанова должны были быть блокированы и нейтрализованы. Это означало, изъятие сил из других подразделений и их отвлечение от основного удара

Некоторое количество советских батальонов и полков было выведено из глубокого тыла противника и брошено против третьей ударной армии, вскоре переставшей представлять собой серьезную боевую силу. Командование НАТО получило долгожданную передышку, которую можно было эффективно использовать как базу для контрнаступления. Последней надеждой советского верховного командования переломить ситуацию в ФРГ (а потребность в этом становилась все более актуальной, успех должен был быть достигнут в самое ближайшее время) стала переброска двух армий — 5 и 7-й [102] 7-я танковая армия, в отличие от 5-й, гвардейской не являлась, т. к. была сформирована уже после ВОВ гвардейских из Белорусской группы танковых армий. Однако, после бешеных воздушных ударов НАТО и саботажа подпольщиков на железных дорогах, эти армии оказались рассеяны в Польше, и не имели шансов оперативно прибыть на фронт и вступить в бой. Кроме того, этим танкам пришлось бы прорывать оборону противника, которая была до некоторой степени восстановлена. Эту задачу предстояло еще раз решить пехоте, с сильной авиационной и артиллерийской поддержкой, но в настоящее время оказалось доступно очень мало пехоты. Было невозможно перебросить достаточное количество свежих войск через Польшу, по тем же причинам, по которым не удалась быстрая переброска танковых армий. Железнодорожные перевозки оказались сильно нарушены, а шоссейные дороги разбиты.

Все это было достаточно понятно на уровне командования фронта, групп и даже отдельных армий. Но ничего не было понятно на уровне штаба 197-й мотострелковой дивизии, точнее того, что от него осталось. Подавленные усталостью офицеры получали приказы, которые не могли осознать и передать, которые не могли быть выполнены, даже если бы дошли до адресата. В полках царила мрачная неразбериха, где люди наполовину механически предпринимали какие-то действия, не имея ни цели, ни надежды. На уровне батальонов небольшие группы людей держались вместе, делая, что могли.

Как и для многих других, это стало последним боем для капитана Некрасова. Его потрепанный батальон попал под мощный совместный удар американских ударных вертолетов «Апач» и штурмовиков А-10 «Тандерболт» и перестал существовать как организованная сила. Некоторые люди Некрасова выжили, но ему уже было все равно. Он даже не знал этого. К тому моменту он был мертв.

Среди многочисленных документов, которые вывез из Москвы перебежчик, бежавший в Швецию в неразберихе конца 1985 года [103] Опубликовано в «Кремль в кризисе: советские документы Третьей Мировой войны» под. ред. Л.Валлин и И.Лундквит (Густавссон, Швеция). — Стокгольм, 1986; Изд-во «Саймон и Шустер», Нью-Йорк, 1987 (вымышленное издание) были личные записи, из которых, пожалуй, самыми примечательными были записи полковника Романенко, заместителя отдела планирования в советском Генеральном штабе. Это запись его беседы с начальником отдела планирования генералом Рудольфом Игнатьевым, состоявшейся 15 августа.