Мередит Маккардл - Восьмой страж

— Ты имеешь в виду, она делала то же, что и мы.

Еллоу не обращает на меня внимания.

— У нее отказало тело. Оно просто прекратило функционировать. Сначала она потеряла способность ходить, потом стоять. У нее атрофировались мышцы. Она…

Я вытянула руку, чтобы остановить ее. Не хочу больше слушать этого. Я представляю себе Ипсилон, такую, какой я ее увидела в первый раз: с покореженным и переломанным благодаря незащищенным проецированиям телом. Сколько вреда я причиню своему собственному телу, пытаясь разоблачить Альфу? Сейчас я молода и здорова, но через сколько лет меня постигнет такая же судьба? Не хочу думать об этом.

— Эта? — подталкиваю я ее к продолжению.

Еллоу кивает.

— Эта кажется наиболее вероятным кандидатом. Мне неприятно это говорить, потому что она… она была матерью Вайолет, а мы с ней уже очень давно дружим. Но именно Эта могла соблазниться деньгами и ухватиться за мысль о власти.

— Что с ней произошло?

— Она погибла, — отвечает Еллоу, глядя в пол. — Во время миссии.

— Или ее устранил Альфа, потому что она слишком много знала.

Еллоу резко вскидывает голову и открывает рот.

— Ты думаешь? Боже, он и правда мог это сделать?

Я пожимаю плечами. Сейчас, когда эти слова произнесены вслух, я могу думать только об отце. Может, Альфа подстроил так, чтобы Бета убил моего отца во время миссии. Чтобы ему не пришлось делиться с ним деньгами. Может, отец был всего лишь пешкой в этой игре. Или оказался вовлеченным в то, чего не понимал, и слишком далеко зашел. Или он притворялся во время миссии Кеннеди. А может, это была операция по разоблачению Альфы и Беты, но Бета добрался до отца первым.

Или одна девушка просто выдает желаемое за действительное, потому что не хочет верить в правду о мужчине, который был ее отцом.

Я снова опускаю взгляд на клочок бумаги, который Ариэль засунул в мой браслет.

— Хорошо, значит, мы возвращаемся в прошлое и находим Эту, — бурчу я. — Линн или Мэриленд?

— Я возьму Мэриленд, — отвечает Еллоу.

Я с облегчением киваю. До Линна добираться куда легче. И быстрее.

Мы договариваемся встретиться возле сциентистского [17] В 1866 г. некая Мери Бекер основала церковь «Христианская наука» (Christian Science). Ее приверженцев называют также сциентистами. зеркального пруда в Бостоне двадцать пятого декабря одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года.

Из-за того, как мы одеты, нам безопаснее держаться подальше от настоящего, особенно в Бостоне. Кто знает, какой размах принял сейчас розыск.

Мы с Еллоу вместе подходим к автобусной остановке. Через двадцать минут отправляется автобус в Линн, рейс в столицу будет только через три часа.

— Удачи, — говорю я Еллоу, взбираясь по ступенькам серебристого автобуса с округлой крышей. Она протягивает руку и сжимает мою ладонь.

— И тебе тоже.

За моей спиной закрываются двери, и я занимаю свое место. Посмотрим, что из этого выйдет.

Всю поездку на автобусе я провела, уперев голову в стекло. Когда я выберусь из этого, — если выберусь — то найду способ помочь маме и не стану больше принимать ее «нет» за ответ. Она нужна мне. Мне нужна обычная жизнь. Я волоком потащу ее к доктору, а затем в аптеку. Если придется — стану заталкивать таблетки ей в рот каждый чертов день. Я не позволю ей перестать принимать их через две недели — только не в этот раз.

Ей будет достаточно меня. Ей станет лучше ради меня. Через год мне исполнится восемнадцать лет. Остался всего один год до того, как я официально стану взрослой. Она задолжала мне эти триста шестьдесят пять дней нормального детства.

Нормального.

Я смеюсь. Мой отец был наемным убийцей, способным перемещаться во времени, а я — несовершеннолетняя, которая работает в секретном правительственном подразделении. Как ни посмотри, это далеко от нормального.

Автобус высаживает меня на рыночной площади, которая находится где-то в Линне. Я не знаю. Я раньше видела указатели на Линн, когда проезжала по трассе, но никогда не была в этом городе, поэтому мне приходится обратиться к мужчине в билетной кассе. Судя по выражению лица этого невысокого человека в засаленной голубой рубашке, он не слишком рад тому, что ему приходится работать в канун Рождества.

— Извините, — говорю я. — Мне нужно попасть на Вестерн-авеню 1100. Вы не могли бы мне показать, куда идти?

Мужчина прищуривается.

— Повтори еще раз адрес?

— Вестерн-авеню 1100.

Он хмурит брови.

— Завод «ДжЭ»?

— Какой завод?

— «ДжЭ». «Дженерал Электрик».

Не знаю почему, но у меня в животе появляется странное покалывание.

— О, да, — отвечаю я, как будто и правда направлялась на огромную электростанцию.

— Вестерн-авеню начинается вон с того перекрестка. Поверни налево и где-то через милю придёшь. Завод будет слева, ты его не пропустишь.

Я двигаюсь в сторону небольшой бухты. Дует сильный ветер, а с неба падает небольшой снег. Втягиваю голову в плечи и продолжаю идти. Я бы сейчас отдала что угодно за пальто. Или хотя бы куртку. Да за что угодно, если это поможет защитить меня от ветра, который дует сквозь рукава платья и пронизывает кожу. У меня изо рта идет пар.

Солнце уже садится на горизонте, и на улицах практически никого нет. Где-то вдали раздается звон церковных колоколов, что напоминает мне о том, что сегодня канун Рождества. Я не знаю, какой сейчас день в настоящем. Но думаю, что после праздника.

Возле завода нет ни души. Я подхожу к входной двери главного здания и заглядываю через стекло. Внутри темно. Перевожу взгляд в верхний угол двери — камер нет. Не знаю, когда они превратились в обязательный атрибут, но я ожидала, что камеры тут будут. Все-таки это завод.

Я достаю черное платье, которое Еллоу купила мне в одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году, и пытаюсь привести его в порядок. Оно такое измятое, что несколько встряхиваний не делают абсолютно ничего. Я еще раз осматриваюсь, чтобы убедиться, что никакой опасности нет. На улице все также ни души. Сняв наряд из одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, я переодеваюсь в платье одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года, а потом прячу балахон из шестидесятых за мусоркой. Когда вернусь, то заберу его.

После этого я настраиваю часы Стража на второе июня одна тысяча восемьсот девяностого года и… разражаюсь смехом: я стою перед огромной электростанцией и собираюсь переместиться во времени, чтобы выследить внутри этого здания человека, которого не знаю и никогда не видела.

Что может быть легче?

Я захлопываю крышку часов и, мгновенно переместившись, приземляюсь на пешеходную дорожку. На улице раннее утро. Я закрываю глаза, пытаясь избавиться от образа искалеченного тела Ипсилон, но у меня не получается.