Александр Забусов - Страж южного рубежа (СИ)

— А, кто в вашем роду сейчас княжит?

— Один их старших братьев, Ябел. Он теперь бек. Я покинул свое поместье, матушку Парсбит — Хатун, своих братьев и сестер, поехал на север.

— Да-а, не лучшее время ты выбрал, дружище. Спасибо, что вывел нас из западни. Давай так, езжай-ка ты домой, а к концу лета я жду тебя у нас в пограничье. На реке Псел стоит наше городище, Гордеевым зовется. Вот к нашему боярину и приезжай. Осмотришься, у нас места на всех хватит, да и принимаем мы всех. Одно только условие.

— Какое?

— Там, где наша земля — нет рабов. А, я знаю, что хазары их имеют. Если соберетесь к нам, своих рабов можете сразу отпускать или приводить к нам, но там они станут вольными людьми.

Замолчали, каждый думал о своем. Наступит утро, и пути их разойдутся, быть может, навсегда. Путь кривичей лежит на север к своим, хазарский же шад отвернет на юго-восток.

Еще до рассвета Сашка поднял бойцов, заставив их всех выкупаться в прохладной речной воде. Распрощавшись с хазарином, отряд направил бег своих лошадей туда, где ждала родимая земля. По заливным лугам, мимо многочисленных озер, стариц, мимо болот, поросших кустарником и пойменными дубравами, подступающими к самой воде, Горбыль вел свой маленький отряд. Он понимал, что преследование кочевники не прекратили. Он бы и сам, будучи на месте печенежского вождя, продолжил бы погоню за врагом. Поэтому сотник не давал расслабиться молодым воинам, всячески подгонял их. Как сказал кто-то из классиков — движение это жизнь. Это высказывание в полной мере соответствовало сложившейся ситуации.

Короткая южная ночь и снова в седло, и снова скачка, уж слишком велика численность погони позади. Только быстрые ноги коней, да сильное желание увидеть свое родное селище, помогали преодолевать длинный, опасный путь.

По Сашкиным подсчетам, до своей земли осталось не более двух переходов, когда в пойме реки, расширявшейся в этом месте, Пашка первым заметил остров, словно ежик колючками, обросший соснами. Горбыль указал рукой.

— А, ну, давай, переправимся на него. Скоро вечер, переночуем там, да и кочевники, глядишь, мимо проскочат.

— Не, мимо не проскочат, у них следопыты отменные. А, вот ночевать там, для нас будет вольготнее, чем на берегу, — согласился Людогор.

Оставшись в костюмах Адама, завернув одежду в узлы и, уложив их, на связанные из веток на скорую руку плотики, вцепившись, кто за седла, кто за конские хвосты, родовичи переплыли на остров. Полоска земли посреди реки была не так уж и велика. Лошадей спрятали в центре лесного массива, расседлали их, пусть отдохнут, намаялись за дорогу. Поснедали, поделились десятками на охрану сна. Костров не разжигали, огонь на реке виден издалека, а укусы комаров можно и стерпеть.

Среди ночи Сашка поднялся со сменой десятка Людогора, обошел посты, привалился к сосне у самой воды. Рядом не спал Олег. Сорвав травинку у своей ноги, закусил в зубах:

— Батька, а можно вопрос?

— Валяй.

— Я все понимаю, сами по себе печенеги разбойники и душегубы, каждый год ходят на Русь за полоном и барахлом. Но вот мы, мы пришли сюда и в первом же стойбище вырезали практически всех, не жалея ни старых ни малых. Чем мы лучше них?

— О-о-о, Олег, это в тебе человек двадцать первого века заговорил, человеколюбие взыграло. Наши-то парни таких вопросов не задают. Они бы тебя не поняли.

— Но ты же другой, не такой как они, а мочишь живых людей сам, и приказы на мочилово отдаешь не хуже местного аборигена.

— Ха-ха. Кто тебе сказал, что я не такой как они. Запомни, щегол, мы с Монзыревым и Андрюхой, пташки, вылетевшие из одного гнезда, а гнездо наше, да тут ты прав, в далеком будущем осталось. Зовется оно — ГРУ ГШ. А, все, кто в нем вылупился и сложился, как организм, так же как и кавказцы на своей земле, исповедуют закон кровной мести. И если кто пролил родную нам кровь, должен захлебнуться своей, и ни как иначе. Пришли печенеги, пролили русскую кровь, пусть пеняют на себя. А, что касаемо человечности, этого привета из будущего, так я тебе одну историю расскажу. Хочешь?

— Конечно.

— Находились мы когда-то в командировке на юге. Отработали там поставленную задачу, возвращаемся, а в городке горе. У нас, видишь ли, мальчишки, если здоровье им позволяет конечно, после школы по стопам отцов идут, поступают в военные училища, гены, понимаешь ли. Ну, а кто по здоровью не прошел, что ж выбирают другую дорогу. Вот и у майора Костромина сын с врожденным пороком сердца, а парнишка головастый, поступил в Московский институт, сейчас и не упомню в какой. Учился хорошо. Отец из командировки приехал, а сына уж второй день как похоронили. Несчастный случай говорят. Он разбираться, а дело закрыто. Золотая молодежь, побаловаться решила, подвыпили, за руль крутой тачки сели и в путь. Если что, папашки отмажут. Вот на скорости и наехали на Генку Костромина, он с девчонкой из института возвращался. Оба двухсотые. Правда девчонка, та уже в «скорой» умерла, успела помучиться еще, а пацан — сразу. Да-а! Неправильно переходили улицу. А, то, что их на тротуаре сбили, из материалов дела исчезло. Отец дернулся по юристам, там ему прямым текстом сказали, мол, если пасть не закроешь, тебе ее помогут закрыть навсегда.

— Козлы!

— Я тоже такого мнения. Но мы своих не сдаем. Костромин рот закрыл, зачем попусту его открывать? А месяца эдак через полтора — два, народ засобирался, кто в отпуск, кто в отгулы, а кто и вообще приболел. Перед этим, конечно, работу проделали немалую, но тихо и спокойно. Только Костромина командир в командировку отправил, подальше от греха. В общем, когда Костя из командировки вернулся, ребята собрались помянуть Генку, ну, и девчонку с ним погибшую. К тому времени, деток золотых, вместе с их папашками, следователем и двумя гаишниками, а заодно и еще восьмерых виновных душ, в пристежке которые шли, на этом свете уже не было. А, мы что? Мы непричем. Кто ж виноват, что в стране кроме разгула демократии еще и хулиганы распоясались, да киллеры депутатов мочат. Вот тебе закон кровной мести в действии. ГРУ своих не сдает, запомни, салага. А тут мы или там, роли не играет.

— Да-а!

— Пойду я, искупнусь что ли. Скоро рассвет.

— Вода прохладная уже.

— Тут ты не прав, она сейчас, как парное молоко.

Горбыль спокойным шагом прошел у самой кромки воды, к той части острова, где река, огибая с двух сторон сушу не создавала быстрины, несла свои воды на юг. Деревья в этом месте, кстати, были все больше лиственных пород: липа, ясень, вяз, росли дубы, а над самым берегом ива положила свои ветви прямо на стрелы камыша. Выбрав место с более пологим бережком, с микроскопической запрудой, сняв одежду и оставшись совсем голым, ступил босыми ногами в предутреннюю прохладу воды. Неподалеку раздался тихий всплеск.